Карман ворон

– Ведьма! Повесить ведьму! – кричат они.

Я отступаю в тень. Никто не увидит меня под можжевельником. Никто не услышит гулкий стук моего колотящегося о грудную клетку сердца.

Я смотрю, как горит мой дом, и слушаю пьяные вопли – деревенские мужики расхрабрились, потому что пришли целой толпой да осушив немало пинт эля. Понятно, что привело их сюда. Только двоим было известно это место. И с вороньим карканьем «Война! Война!» я чувствую, как ветер меняется с северного на восточный и как падают с неба первые снежинки.

3

Близятся рождественские праздники с амулетами из омелы на волшебном дереве, со звоном церковных колоколов, святочными песнями и венками из остролиста на входных дверях. Рождество – время мира и доброй воли, жарящихся на огне жирных гусей, каштанов, диких яблок, вкусных каш, пудингов, пирогов и сладкого вина…

Только я ничего из этого не увижу. Богатые за свои пенни купят себе в церкви отпущение грехов. «Но деньги – тяжелая дверь, запирающая изнутри человеческое сердце». Бедные, как обычно, будут голодать на Рождество, а богатые объедаться мясом, петь песни искупления, зажигать в ночи свечи и пытаться не думать о тьме.

Фиона в замке будет корпеть над свадебной вышивкой. Уильям – смотреть в окно на снег глубиной дюймов в десять, думать обо мне, о себе и о том, что меня не нашли.

В ночь моего возвращения шел снег. Возможно, именно это меня и спасло. Люди пришли с собаками, чтобы загнать меня, как дичь, но снегопад приглушил мой запах, а когда мужчины поняли, что в лесу меня давно нет, снег уже укрыл все, включая и мои следы.

Люди, конечно же, свяжут это с ведьмовством. Лишь ведьма может исчезнуть, не оставив следов. Лишь ведьма может скрыться, обманув охотничьих собак, приведенных господином Уильямом. Однако при сильной нужде свой путь может найти даже одинокая юная странница. Рядом не было ни единого убежища для меня, поэтому я пошла по озеру к самому большому из островов.

Острова ожерельем лежат на темном горле озера. Только два из них подходят по размеру для укрытия, остальные похожи на сломанные зубья. И только один из них соединен с берегом льдом. Я проползла по нему на карачках, проверяя каждый дюйм льда.

Ползком я добралась до берега островка, затем взобралась повыше с сумкой на голове. Не оставив за собой ни следов, ни запаха для собак.

Остров размером примерно три сотни футов на сто. На нем несколько десятков деревьев. Валуны в их изножье образуют неглубокую нишу. У меня с собой была еда с рынка и плетеное одеяло, защищающее от холода, но без укрытия я не выживу. Я нашла папоротник и сломанные деревья и соорудила грубый навес у входа в нишу. Разжечь костер мешала сырость, к тому же меня сразу выдал бы дым. Я обложилась папоротником и завернулась в одеяло, но поспала мало и урывками и проснулась перед рассветом, закоченев от холода.

Большинство людей умирают как раз перед рассветом. В это время тяжелее всего оттолкнуть от себя тьму. За час до рассвета ты видишь, как начинает расступаться на ночном небе темнота, слышишь голоса пробудившихся птиц и чувствуешь надежду. Именно в эти мгновения они и уходят: старики и младенцы – те, кто мягко соскальзывает во тьму, и те, кто продолжает бороться до самого конца. Я так долго боролась. И Уильям хочет моей смерти. С рассветом так просто навечно погрузиться в тишину и молчание, быть укрытой падающим снегом, точно лепестками цветов…

А потом я услышала низкое рычание возле своего убежища. Заставив себя двигаться, выглянула наружу и увидела худую серую фигуру, скалящую на меня зубы.

Это был волк – большой, серый, с глазами как блуждающие огни. А за ним еще один, угольно-черный, со светлой полосой на голове.

Меня пронзил жгучий страх, а вместе с ним и странная радость. Судя по всему, я еще явно не готова умирать. Я начала подниматься на ноги, зная, что волк порой медлит перед более внушительной добычей. Но от слабости упала на одно колено, беспомощная в навесе из папоротника.

Серый волк снова зарычал, но не набросился. К моему изумлению, он протиснулся сквозь стену папоротника и лег рядом со мной. Черный волк последовал его примеру и положил морду на мое плечо. От тепла их тел и мое собственное стало согреваться и оживать. Я поняла, что это не простые волки. Это мне на помощь пришел странствующий народ.

Кто они в другой жизни, я не знаю. Мы редко общаемся в открытую. Одни мои сородичи живут, как я, в лесу. Другие пасут овец в горах. Есть даже такие, кто живет среди людей, держа истинную природу в секрете, прячась на самом виду. Волки не говорили со мной, просто лежали рядом. Я чувствовала кожей их мех, пахнущий чуть иначе, чем собачий. Время от времени ощущала касание шершавого языка на шее и тихое дыхание в лицо. Понемногу отступили и холод, и чувство беспомощности. «Уильям хочет моей смерти, – подумалось мне. – Одного этого достаточно, чтобы выжить». Серый и черный волки спали, подергиваясь и фыркая во сне. И я тоже погрузилась в сон, а когда проснулась, шел снег.

4