Разумеется, свадьбу пришлось перенести на время окончания траура. А значит, Фиона сможет надеть белоснежный наряд лишь после двенадцати месяцев ношения черных траурных лент. Старому лэрду следовало на мой манер в канун Дня Всех Святых вкусить яблоко – чудо-средство от всех легочных недугов, как его называют люди. Впрочем, об этом поздно размышлять. Сквозь глаз обручального кольца я наблюдала за тем, как лошади с мокрыми от дождя плюмажами везли катафалк и как Уильям в белом пальто с воротником из шкуры морского котика шел вслед за ним бок о бок с Фионой. Они положили старого лэрда не с простолюдинами, а в семейном склепе Мак-Кормаков. Его имя вырезали рядом с остальными на стене маленькой часовни. Я подождала, пока все уйдут, и пришла отдать дань уважения лэрду. Я положила у двери камень с руной, чтобы он меня узнал. И там, в свете полной Кровавой луны, пообещала прервать его род и полюбоваться на то, как его фамильный замок придет в упадок, раздробленные земли перейдут к чужакам и его имя будет позабыто.
Потом я вернулась в лесную хижину – к уюту очага, вышиванию и белоголовой вороне. И по пробуждении увидела, что траву, паутину и вспаханные поля посеребрила первая изморозь. Пришла зима. Мое ожидание окончено.
4
Замок погружен в траур. Обручальное кольцо показывает мне задрапированные тканью зеркала, остановленные часы и сцены тихой истерии. Фиона недовольна переносом свадьбы. Недовольна она и тем, что Уильям не достиг двадцати одного года и пока не может унаследовать отцовские земли. До совершеннолетия Уильяма функции попечителя и управляющего выполняет его дядя, он же должен дать согласие на будущее бракосочетание. Молчаливое недовольство Фионы очевидно. Она корпит над свадебным приданым, красноречиво поджав губы: ничего не говоря, опустив глаза. Ей пришлось нанять дуэнью, невзрачную и неприхотливую.
Между тем простой люд обеспокоен. Смерть лэрда, такая внезапная, принесла скорбь и тревогу. Народ чтил старого господина. Его сын вырос среди деревенских жителей. Он плавал вместе с их детьми в озере, собирал яблоки в их садах. Деревенские помнят это. А теперь он – их хозяин.
Смерть в ноябре – к тяжелым временам. Зима только началась. Следующие три месяца наверняка принесут с десятки потерь. Жертвами станут по большей части старики и младенцы, слишком слабые, чтобы пережить стылые влажные ночи. Однако наряду с концом года приходит ощущение, что близится нечто более страшное и темное. Прошлой ночью волки стащили четыре овцы. Фермер клялся, будто видел кровавый отпечаток ладони на каменной стене загона. Он убежден: овец забрали не простые волки. Были и другие предзнаменования. Камень с руной, найденный на церковном кладбище. Разворошенная могила молодой женщины. Знаки и вправду зловещие. Люди обеспокоены.
Сквозь глаз обручального кольца я вижу, как нарастает их страх. Люди подобны муравейнику, развороченному мимо проезжавшей повозкой. Повозка укатила, а растревоженные муравьи бросаются на все и вся на их пути. Нужно принять меры. Для таких, как я, это плохой знак. Люди трусливы, и их легко напугать, что слишком часто оборачивается ненавистью. И, пока опасность не минует, мне нельзя переместить сознание в зайца или козу.
В воскресенье явился торговец с корзинами, полными товаров. В любое другое время его приняли бы радушно. Но сейчас прогнали, провожая злобными взглядами и недовольным бормотанием. Несколько мальчишек кинули в него камни. Нужно принять меры. Мне теперь, в моей хижине и в одиночестве, следует бояться не только волков. И, в то время как ночи становятся длиннее, а ветра холоднее, мне ради выживания нужно договориться и поторговаться с людьми.
5
Чуть больше холода, и озеро промерзает сильнее. Однако лед в черном месяце ненадежен, вода под ним еще тепла с лета. Пара деревенских мальчишек, решившись прокатиться на коньках до островов, провалилась под воду. Один умер, другой – нет. Вода оказалась не такой уж и теплой.
В любое другое время, когда люди не относятся ко всему с опаской и подозрением, произошедшее сочли бы несчастным случаем, каковым тот и был. Но сейчас, когда малейшая мелочь воспринимается как предзнаменование, «муравьи» готовы бросаться на все и вся, что встает у них на пути.
Я наблюдала за похоронами издалека. Церковный колокол пропел скорбную песнь. И «муравьи» в черных одеждах и зимних головных уборах собрались на церковном кладбище, окруженные кромкой моего золотого обручального кольца. Смерть старого человека – пусть и лэрда – довольно естественна, перешептываются они. Но смерть здорового девятилетнего мальчика, который вырос бы красивым и сильным…