Карман ворон

Я пока не осмеливаюсь вернуться на лодке на сушу. Меня ищет слишком много людей, а особенно Уильям. И белоголовая ворона чересчур узнаваема. Уже поговаривают о том, что она мой фамильяр. Я могу видеть происходящее лишь с помощью обручального кольца, поэтому провожу короткие сумрачные дни, наблюдая в золотое око за людьми, отмечая проходящее время на серебристой коре ближайшего дерева, ожидая возвращения волков и думая о мести.

«Когда Рождество приходит, как невеста…»

Интересно, как это случится? Болезнь или несчастный случай? Хватит ли Уильяму времени понять, что к гибели его привела я? Хватит ли времени на мольбы и молитвы? Или гибель будет мгновенной? Обручальное кольцо ничего не показывает, и я рычу, мечусь на узком клочке земли, пока колокола в деревне желают праведным мира и добра.

6

«Не хули год, пока тот не закончился». Похоже, кто-то об этом позабыл. Жаловаться на свои беды в дни между Рождеством и Новым годом – плодить их, точно моль, пожирающую все, что есть в доме.

Мои соглядатаи вызнали, что Фиона вчера вечером разродилась. Роды были болезненными и странными: вместо ребенка вышли воды, кровь и кожаный мешок, словно дитя кто-то съел еще в утробе, – так некоторые хищники высасывают внутренности из куколок насекомых.

Люди, конечно же, возопили о ведьмовстве. Только этим можно объяснить подобное.

Повитуха с заячьей губой обвинила Фиону в поедании вяленого инжира: «Не ешь вне сезона инжир – иль дьявол придет за своим». Бьющаяся в истерике Фиона отрицала, что к этому причастен дьявол, и винила во всем меня – сглазившую ее в день нашей встречи на рынке.

Уильям молчал, но я чувствовала его тревогу. В присутствии дяди он не осмеливался повидаться с Фионой. На самом деле даже забавно видеть, как быстро он бросил ее. Беременность-то была некстати, а уж исчезновение нерожденного ребенка он вообще не мог осознать и переварить. Сейчас он не выходит из своих покоев и просидит в них до конца года. Промежуток между Рождеством и Новым годом – время темное и неспокойное. Время воющих псов, летающих ведьм и наблюдающих за живыми мертвецов. Возможно, Уильям чувствует, что я наблюдаю за ним, и думает, что я умерла. Я надеюсь на это.

Тем временем люди полны тревоги. Знамения были ужасными. Странные роды, чуждые звуки, необычное поведение домашнего скота: все указывает на колдовство. И, разумеется, главный подозреваемый – я. Мое необъяснимое исчезновение, мои зловещие слова, адресованные Фионе. Не обошлось и без свидетелей. Выходящий с постоялого двора старик, пропьянствовавший всю ночь, клянется, что видел меня в небе на метле. Другой пьянчуга спорит с ним, заявляя, что я каталась на жерди. Но в одном они сходятся: это колдовство! И их подозрения каждый день подтверждает еще какой-нибудь свидетель ведьмовства.

Я в своем убежище наблюдаю за этим и жду. Лед растаял, и я могу переправляться на лодке на сушу и обратно. Но далеко от берега не удаляюсь. Мой друг из деревни оставляет мне под ежевичным кустом у озера хворост, хлеб, сыр и иногда вино. Я проверяю наш тайник каждые несколько дней. Пока никого не увидела, даже следов на снегу не заметила.

Кто мой друг и почему он ради меня рискует своей жизнью? Помогать мне опасно, однако он является снова и снова. На ум приходит Древнейшая и ее боярышник. Может, это она? Я сижу под деревьями у костровой ямы, пытаясь прочитать ответ в поднимающейся от нее дымке. Было бы так приятно хоть мельком увидеть дружеское лицо. Но я вижу лишь остров с укутанными в серебристый снег березами, густую тень сосен и уток на берегу озера.

Январь Холодный месяц

Полные шапки яблок! Полные шапки яблок!
И яблок целые мешки из этих полных шапок!

Здравица в честь яблоневых деревьев, XVII в.

1

Пришла пора рубки деревьев, и я должна по-прежнему оставаться на острове. Каждый день вокруг озера стучат топоры. Январь – холодный месяц, месяц заморозков и знамений, и солнце, неделю не сходящее в январе с небосвода, сулит отвратительную погоду в мае. Я же радуюсь солнечному свету. Снег сошел, и днем я наслаждаюсь слабыми лучами солнца нового года. Ночью морозно, но благодаря волкам я всегда засыпаю легко и спокойно. Благодаря хворосту, принесенному моим неизвестным другом, огонь в костровой яме не гаснет ни днем, ни ночью, и я вновь могу готовить рыбу, кролика, утку, поздний картофель. Белоголовая ворона возвращается днем вместе с трескотней сорок.

Одна – к унынью,
Две – к веселью,
Три – к венцу,
Четыре – к рожденью,
Пять – к чертям тебе стезя,
Шесть – к ангелочкам, в небеса…