Карман ворон

Ответа мне не требовалось. Я прочитала его в глазах Уильяма. Мало того, что молодой девятнадцатилетний лэрд пообещал жениться на селянке с приданым в виде красивого личика, так она еще и не целомудренна более. Дядя никогда не даст согласия на этот брак.

– Желаю вам счастья, – улыбнулась я, – но крестин не будет. Ребенок, которого ты носишь, будет столь же безымянным, как любой из странствующего народа.

– О чем ты говоришь? – спросила Фиона.

Взгляд Уильяма заметался, подобно блохам на горячей сковороде.

Я рассмеялась.

– Думаю, ты и сама понимаешь о чем.

– Да как ты смеешь! – возмутилась Фиона.

И я опять рассмеялась.

– Даже если он женится на тебе, к Майскому кануну ты станешь вдовой.

Ее бледное лицо стало еще белее.

– О чем ты говоришь? – снова спросила она.

– Нет семени белее и холоднее, чем я. Что посею я, пожнешь ты, – произнесла я.

– Это проклятие! – Голубые глаза Фионы испуганно расширились.

Уильям избегал смотреть на меня. Он выглядел очень юным. Как я могла видеть в нем мужчину? Я считала его намного старше себя, опытнее. Но теперь я вижу, что он все еще юнец, розовощекий и безбородый.

– Скажи ей что-нибудь, Уильям, – раздраженно велела Фиона. – Эта ведьма нас прокляла! Позови дуэнью! Мне плохо. У меня кружится голова. Я сейчас потеряю сознание. Я могу умереть…

– Малмойра, пожалуйста, не надо, – попросил Уильям. – Ты расстраиваешь Фиону.

«Нет, я расстраиваю тебя», – улыбнулась я про себя.

Уильям наконец взглянул на меня. Знаю, он сейчас дивится тому, что когда-то полюбил такую смуглую, такую дикую девушку, столь разительно отличающуюся от него самого. Я смотрела на него через упавшие на лицо косички, заплетенные с перьями.

– «Пока не прошел месяц май, одежку теплую не убирай»[18]. К тому времени я станцую на твоей могиле и жаворонком воспарю над ней. К тому времени ты узнаешь мое имя, что ведают только мертвецы. К тому времени я освобожусь, и небеса наполнятся моим звенящим смехом.

Фиона вскрикнула и упала на руки дуэньи.

Уильям сделал шаг назад.

– Я не боюсь тебя, – дрожащим голосом сказал он. – Возможно, однажды тебе и удалось меня околдовать, но теперь я вижу, что ты обычная шлюха.

Это меня разозлило.

– Я была невинной девушкой. Четырнадцатилетней невинной девушкой, пока не отдалась тебе.

Он ухмыльнулся, почувствовав мою слабость.

– Обычная шлюха, да еще и лгунья. Уродливая ведьма, по которой плачет виселица.

Я рассмеялась, хотя сердце ныло от боли. Значит, вот что он думает обо мне. Вот что осталось от его любви, отмершей, как почки волшебного дерева, прошедшей, как первое кукование кукушки. Какой же дурой я была, считая, что человеческий мальчишка способен понять мое сердце. Люди слабы, непостоянны, ручны и недостойны нашего внимания.

– Ищи меня, когда зацветет терновник. Я буду думать о тебе, – произнесла я.

И отвернулась, прежде чем они заметили в моих глазах слезы. С вещами и белоголовой вороной я оставила рынок и отправилась в обратный путь прямой дорогой, чтобы Уильям из своей кареты не увидел меня плачущей.

2

Переночевала я в бараке с белоголовой вороной на страже. «Война! Война!» – хрипло каркает она. И на рассвете я вижу, что вершины черных холмов припорошил первый снег.

Будет здорово вернуться в лес, в мою хижину, к костровой яме. Будет здорово проспать весь день под мягко падающим снегом. Пасмурное небо хмуро и тяжело. Пока снега нет, но он пойдет. Дует северный ветер, но скоро он сменится восточным, и тот принесет с собой снег. Те из людей, кто поумнее, укрывают клубнику соломой, забирают свиней в тепло, рубят дрова и кормят пчел медовой водой и розмарином.

Сегодня День святой Люсии.

Святая Люси осветит нашу сень
В длиннейшую ночь и коротенький день.

До самого короткого дня зимы еще далеко, и все же этим утром кажется, будто вот-вот наступят сумерки. Небо набухло свинцовыми тучами, нависло над землей и грохочет барабанной дробью. Я ускоряю шаг в надежде опередить приближающийся снегопад, но, когда дохожу до ведущей в деревню узкой дорожки, опускается темень.

Однако небо чем-то подсвечено. Не закатным солнцем и не восходящим, а отблесками костра. Свет идет из леса, а вместе с ним – запах дыма и отдаленные довольные крики.

Костер в честь святой Люсии? Лес – странноватое место для него. Даже в день, подобный этому, огонь может перекинуться на деревья. Тем не менее я вижу именно это: распространяющееся по лесу пламя и мужчин в плащах и капюшонах, движущихся по лесной тропинке.

Я не могу стать зайцем и понаблюдать за ними из папоротника. Но я могу двигаться по лесу бесшумно. Спрятав вещи под терновником у озера, я иду смотреть, что происходит.

Сердцем я понимаю, что творится, еще до того, как выхожу на тропинку, ведущую к моей хижине. Узкая тропка окаймлена можжевельником, ветвями загораживающим вид впереди, но я слышу людей. Они неуклюжи и очень шумны, а сегодня к тому же вооружены факелами и дубинками. Их громкие голоса полны ярости.