Организация спартаковцев обратилась сначала к так называемой группе Ледебура и предложила ей устроить демонстрацию совместными силами. Те отказались. В качестве главного «мотива» отказа выставлялось то соображение, что у массы нет-де соответствующего настроения, что «ничего из этой затеи не выйдет и мы попадем только в смешное положение». Другой «мотив» был тот, что спартаковцы изготовили свою прокламацию и выпустили-де ее, «не посоветовавшись» предварительно с «остальной оппозицией». Словом, люди
Карл Либкнехт заявил своим ближайшим товарищам, что он пойдет лично на Потсдамскую площадь и станет во главе ее практического руководства. Товарищи запротестовали, будучи уверены, что его арестуют, а может быть его постигнет кое-что и похуже. Либкнехт поставил вопрос ребром: он пойдет
И Либкнехт
Потсдамская площадь и прилегающие улицы уже к 7 часам были переполнены пешей и конной полицией. Ровно в 8 часов на площади собралась густая толпа демонстрантов, среди которых было очень много молодежи и женщин; вскоре начались горячие стычки с полицией. «Синие» и главным образом их офицеры стали вскоре чрезвычайно нервничать и принялись толкать и теснить собравшихся.
В эту минуту во главе толпы в центре Потсдамской площади раздался ясный, звучный голос Карла Либкнехта: «Долой войну! Долой правительство!» Тотчас же его окружила целая куча полицейских, которые отделили его кордоном от толпы и увели Под стражей на Потсдамский вокзал. Вслед арестованному понеслись крики: «Да здравствует Либкнехт!»
Полицейские немедленно ринулись в толпу и стали производить новые аресты. После увода Карла Либкнехта полиция, подстрекаемая, своими начальниками, которые вели себя самым грубым образом, начала вытеснять толпу в боковые улицы. Таким образом, сформировались три больших процессии демонстрантов, — в Кетнерштрассе, в Линксштрассе и в Кениггретцерштрассе, — которые медленно и при беспрерывных стычках с полицией подвигались вперед. Возгласы: «Долой войну!», «Да здравствует мир!», «Да здравствует Интернационал!» раздавались друг за другом и повторялись тысячами людей. Но громче всех подхватывала толпа возглас: «Да здравствует Либкнехт!» Весть об его аресте быстро распространилась среди демонстрантов. Тысячи видели его во главе демонстрации и слышали его зажигающие призывы. Ожесточение и боль за любимого вождя, когда массы узнали, что он в когтях полиции, наполнили все сердца. Протесты были на устах у всех. Особенно активно вели себя женщины, громко проклиная полицию, войну, правительство. До 10 часов продолжалась демонстрация, причем толпа в трех главных колоннах на боковых улицах все время пыталась вновь слиться, но каждый раз сдерживалась кишевшей повсюду и наседавшей полицией. Революционные возгласы сменялись пением рабочей марсельезы и марша социалистов. Только в половине одиннадцатого, а местами еще позже, демонстранты постепенно разошлись в очень приподнятом настроении. Число демонстрантов, по самым скромным расчетам, достигало десяти тысяч.
Какой страх нагнала демонстрация на правительство, — видно из того, что вся прилегающая к Потсдамской площади местность была до полуночи буквально наводнена конной полицией, а на плацу Потсдамского вокзала, где расположилось главное командование, беготня взад и вперед патрулей, нервная суетня не прекращалась почти до часу ночи. (Заимствуем это описание из «Спартаковских писем» № 6 и отчасти из буржуазных газет.)
Обстановка ареста Либкнехта на Потсдамской площади зафиксирована в полицейском протоколе почти «художественно». Вот эта полицейская запись: