Карьера

— Но вы-то… Вы! — она уже досадовала. — Ну, что вы не видите, что вокруг творится? Какие люди? Кто — наверху, сбоку, внизу?! Это даже не те святые энтузиасты тридцатых годов! И не те, что пришли с войны… В них тоже было что-то святое! Даже еще двадцать лет назад, когда вы были мальчиками… Но все это ушло! Женщины должны, обязаны все это понимать первыми! Они живут в живой жизни! Это вы можете там… Вершить политику! У вас! У вас глобальные проблемы! «Активная позиция…» А мне нужно нанять домработницу, а я не могу ее найти?! Даже за сто рублей! За тысячу — по-старому! Чтобы что-то поставить на стол, я везде… Ну, буквально везде! Должна иметь своих людей! Мясника — на рынке… Своих девочек — в рыбном. Я должна содержать целую дворню! Починить телевизор — надо позвонить Вячеславу Алексеевичу. Сергей Сергеевич — столяр. Иван Иванович — краснодеревщик. Сусанна Хачатуровна — генеральная уборка. Даже гаишник на углу! И то у меня обедает. И что? Это я — их совращаю? Нет! Это просто такая жизнь! А вы все — просто какие-то слепцы! Ну, бог с вами, в конце концов! Вы уже что-то прожили, что-то видели в жизни! Но вы же гробите своих детей?!

— Кто? Гробит! — попытался понять Корсаков.

— Да вы! Вы, лично! Зачем вам вся эта история с какой-то телеграммой?! У вас же — семья.

— Но Галя… — попытался вставить слово Кирилл Александрович.

— Галя — девочка! Это другое дело! С ней, слава богу, кажется, все устраивается… Ноу вас же есть сын. Сын! Вы понимаете, что такое — сын?! Это продолжатель рода! Мужчина, который будет носить вашу фамилию… Знаменитую, славную фамилию! Фамилию вашего отца, деда, прапра… Вы, что, хотите, чтобы ваш род исчез? Чтобы вас топтали какие-то… Бог весть откуда взявшиеся… Подонки? Всякая рвань! И только потому, что у них высшее образование и партийный билет в кармане? А что вы скажете ему… Сыну! Потом? Самому себе, наконец? Когда его сметут, затопчут… Что, «ах, я был тогда такой принципиальный! Я отстаивал свое мнение»?! Да кому… Кому? В наших условиях! Среди этих людей нужно ваше мнение?! На что вы надеетесь?! На что? Остановить… Всю эту… Махину? Да вас, как спичку…

Кириллу показалось, что она всхлипнула.

— Я не надеюсь, но я привык… — все-таки попытался собраться с мыслями Кирилл Александрович.

— Да, да! Вы привыкли! Что вам все… Легко дается! — как приговор произнесла Евгения Корниловна, — Вы даже сами не знаете, сколько у вас врагов! Нельзя выламываться из общего строя! Да, да! Это целая наука — походить на большинство! Особенно в ваших кругах… Кому и что вы хотите доказать? Что они… все — «пустое место»? Все — «беспринципные карьеристы»? Все — «ничтожества»? Только вы — один?! Да?!

Она достала платок и высморкалась.

— Такой задачи… Я, кажется, себе не ставил? — начал было Корсаков, но Евгения Корниловна перебила его.

— Но… Так получается! Неужели вы не понимаете, что вас гонят по кругу? Как загнанного зайца? Пусть даже волка! Но вы — «во флажках»! И на каждом номере стоит охотник с ружьем. И если не выстрелит этот, то выстрелит следующий… И если промахнется один, то не промахнется другой!

Она взглянула на него. И осеклась.

— Да… — тихо сказал Кирилл. — И это я тоже… Кажется… Начинаю понимать…

Евгения Корниловна поднялась с кресла, подошла к нему и уткнулась пухлой щекой в его волосы. Легонько, ласково похлопала по плечу.

— Бедный, маленький Кирюша… В последний раз я видела вас… Когда вас привезли из родильного дома! Боже! Когда все это было?! И думала ли я, что мне придется спасать Машенькиного сына… Машеньки! Она ведь чуть не умерла, рожая вас… Уже все сроки прошли, а она все никак не могла разродиться. Лучше бы она тогда умерла! Чем испытать все, что она потом испытала. И с вашим отцом. И со всем этим ужасом… Сколько она только с вами намучилась?! Правда, я только слышала об этом… Мы уже были далеки друг от друга… Так уж жизнь сложилась.

Кирилл осторожно снял ее руку и хотел было подняться с круглого пуфика.

— Я любила… вашу маму, — кивнула головой Евгения Корниловна. — Это мне такой урок! Такая вечная тяжесть… на сердце!

Она жестом попросила его не уходить.

— Я… Я бы не хотел… Чтобы мать вспоминали… Вот так!

— Как? — взглядом спросила она.

— Она не заслужила… Жалости! — уже твердо ответил Кирилл. — Она заслуживает чего угодна… Только не жалости!

— Вы… Гордитесь ею? — несмело спросила она.

— Да! — ответил Кирилл Александрович. Он продолжал стоять посредине комнаты в молчании. Слишком много надо ему было сейчас уяснить.

— Я тоже… горжусь ею… — начала было Евгения Корниловна, вглядываясь в него.

— Значит? Это вы? — медленно, самому себе сказал Корсаков. — Вы?

— Я… — с какой-то детской неуверенностью согласилась Евгения Корниловна.

— Да, да! Я вспомнил ваше лицо! — кивал головой Кирилл. — У мамы было несколько фотографий. С вами… В молодости?

Она попыталась рассмеяться, вернуться к себе, той, молодой, какой он видел ее на старых фото. Но в это время Кирилл Александрович сделал несколько шагов к двери.

— Галя уйдет со мной! Она будет жить дома.