Карьера

Когда Евгения Корниловна попыталась что-то ответить, возразить, остановить его, он только добавил:

— Пока я сам… Окончательно! Все не решу!

Ей показалось, что в этот момент он стал хоть чем-то похож на свою мать.

«Ну, вылитая Машенька!» — чуть не вырвалось из ее уст. Евгения Корниловна закрыла глаза, чтобы отогнать то лицо. Тот день. Чтобы забыть…

«Спастись»!

13

Такси мчалось по пустынной, вечерней Москве. Время было позднее — ни одного гаишника. Простор шоссе казался полупустым ипподромом — с тем же ревом, страстями, бешенством.

На поворотах визжали тормоза, и Кирилл крепко хватал дочь за руку.

Она пошла за ним беспрекословно… Евгения Корниловна и не вышла из своей комнаты.

Ему сейчас хотелось привезти дочь не домой, не в их квартиру, а куда-то в несуществующее, но его собственное, родное, только его, прибежище…

Кирилл Александрович осторожно посмотрел на сидящую рядом дочь. Она опустила голову, и был виден только ее покорный, наклоненный профиль.

— Почему ты пошла со мной? — осторожно спросил он.

Она подняла на него темнеющие глаза и, не ответив, снова опустила голову.

— Может быть… — он все-таки допытывался. — Может быть? Тебе там…

Галя положила ему на руку свою теплую, детскую ладонь и чуть сжала пальцы.

— Потом! — еле слышно произнесла она. — Это… все потом!

Он вдруг понял, что она жалеет его, беспокоится о нем…

«О нем!»

Кирилл откинулся на спинку. От скорости его голову мотало из стороны в сторону. Он сначала непроизвольно смотрел на темноватое шоссе, освещенное только редкими, полупогашенными фонарями… Потом, незаметно для себя, Корсаков включился в бешеное движение черных машин по блестящему от недавнего дождя, лакированному, то вспыхивающему от фонаря, то упадающему во тьму, летящему навстречу асфальту.

В какой-то момент его душа откликнулась, ожила в этой гонке. В этой вроде бы бессмысленной погоне… Машины мчались с какой-то неимоверной скоростью, пересекая друг другу путь. Словно в полете менялся то один, то другой вожак в стае. Кирилл уже чувствовал себя частью этой гонки… Этого переменчивого, устрашающего, дикого движения… Будто в ночи мчалась стая волков… Их резкие, летящие тени гнались, перегоняли, настигали… И отпадали в пустынной, асфальтовой степи!

Только сейчас Корсаков заметил, как напряженно-счастливо лицо их немолодого, угрюмого шофера. Как царствовала в этой гонке, в этой летящей жизни его суровая душа! Он знал сейчас, что и Галя непроизвольно напряглась… Еще не понимая, что с ней происходит!

С ревом перегруженного мотора, слева, их начала обходить старая «Волга»… Но шофер подался вперед, высунувшись из окна, что-то крикнул тому, опережавшему… И вдруг круто рванул руль, подсекая сворачивающую на поворот машину, проскочил между двумя впереди идущими и вылетел вперед, в одиночестве победителя, в простор свободы, даруемой лидеру…

— Тоже мне! — крякнул их шофер. — Пердун-доброволец! А?!

Шофер захохотал… и подмигнул им!

Для него сейчас уже не существовало ни девушки… Ни солидного пассажира… Сейчас с ним в машине были только его «кровники»… единомышленники… Одноплеменники!

«Как же он забыл? — думал Корсаков. — Ведь каждый раз, когда он возвращался из-за границы, его поражало именно это… Невидимое приглядевшемуся взгляду… Непроизвольное, ошарашивающее в первый момент, буйство… Неистовство любого обычного человека, кто попадался ему, Кириллу, на глаза.

Ведь с ним всегда бывал шок! Он просто не мог спокойно существовать какое-то время в этом перенапряженном поле нашей российской толпы… Среди бегущих пешеходов, сумятицы машин (хотя их гораздо меньше, чем в Европе!)… Каких-то нелепых, ненужных, страстных свистков гаишников… Звона трамваев, путаницы проводов, домов, лезущих друг на друга людей… Все это, в первые часы, казалось каким-то вселенским столпотворением! Каждый человек — словно вулкан! Словно комета! Комета, которая летит то в одну сторону… То резко поворачивается и летит в обратную — на тебя! А какие глаза! Лица! Какая устремленность походки! Припечатывание каждого шага! «Все сметет на своем пути!» А первое ощущение давки в троллейбусе?! Боже, какая энергия, какой темперамент! Какое биополе! Если каждого подключить в энергосеть — небольшая электростанция… А старухи?! Вцепившиеся в рукоятки кресел, в поручни, в оконные переплеты, узловатые, тяжелые, цепкие, напряженные пальцы… Разметавшиеся волосы… Распахнувшиеся платья, пыльники! Расставленные ноги! — «Боже, от таких старух — прикуривать можно!»

«Куда я попал?» И через минуту — спасительная, поражающая мысль: «Да ты сам же — такой! Каждая клетка твоя откликается, напрягается, вздрагивает от этого родного вулкана людского! От этого давящего и стремящегося к какому-то вселенскому взрыву напряжения! Ты словно вернулся от пожилых, тихих, уставших людей в какую-нибудь… Колонию для малолетних преступников… Где все дыбом! Где все возможно! Где все — завтра! И сам вдруг понимаешь, что ты такой же! Разве что, в отличие от большинства, чистишь зубы… и подшиваешь белый воротничок?!