Капитаны ищут путь

И вновь Глеб Семенович «посетил тот уголок земли», где стоял он когда-то с командиром «Рюрика», вглядываясь в даль, в открытые воды, веря и боясь верить, что здесь-то и есть тихоокеанское начало Северо-Западного прохода. Теперь он твердо знал — здесь залив. Человек, имя которого носил этот обширный и удобный залив на Аляске, мечтал, что он послужит будущим мореходам опорной базой. Так оно и получилось летом 1820 года, когда корабли «второй дивизии» повстречались у скалистых берегов Зунда Коцебу, близ острова Шамиссо и губы Эшшольца.

Впрочем, не одним русским морякам ведомо было уже открытие капитана «Рюрика», не они одни, оказывается, пенили светло-свинцовые воды залива. Проворные, поворотливые американские торговцы появились в заливе Коцебу следом за «Открытием» и «Благонамеренным».

Американский бриг «Педлер» бросил якорь и вежливо отсалютовал «дивизии». Шкипер «Педлера» Джон Мик привез кое-какой товарец, надеясь сбыть его с барышом туземцем. Американцы заявили, что их соотечественник некий Грей плавал в заливе Коцебу прошлым летом и сделал опись. К сему еще они прибавляли, что Греева карта подробнее и точнее карты лейтенанта Коцебу.

— О-о! — воскликнул Шишмарев, обращаясь к одному из американцев, — мне было бы весьма любопытно поглядеть вашу карту.

Вскоре Глеб Семенович и лейтенант Лазарев были на борту «Педлера». Шкипер Джон Мик вытащил карту из деревянного футляра и распластал ее перед капитаном «Благонамеренного» и лейтенантом. То была грубая, неотделанная копия с карты Отто Евстафьевича.

— Грей объехал на байдаре залив, — рассказывал Джон Мик, не замечая, что русский капитан, удерживая улыбку, щурит глаза, — и обмерил глубины прибрежья шестом.

— Господин шкипер, — серьезно заметил Шишмарев, хотя глаза его, снова сузившиеся, лукаво искрились. — Господин шкипер, я сам (он налег на слово «сам») излазил весь залив вместе с другом моим почтенным капитаном Коцебу. Смею вас заверить, что ваша карта сделана по нашей карте. Что ж до глубин, то, прошу прощения, оные нельзя мерить шестом: в иных местах глубины равны пятнадцати саженям! Стало быть…

Джон Мик сосредоточенно раскуривал трубку; табак в ней почему-то не разгорался. Наконец, американец пыхнул в бороду дымом, задумчиво всмотрелся в белесое облачко, пробившееся сквозь бороду, и, подняв голову, невозмутимо переменил разговор.

Поутру 17 июля шлюпы с трудом выбрали якоря — вязкий грунт так засосал их, что на лапах и штоках налипло до пятидесяти пудов глины.

Лишь только корабли вышли в море, как у мыса Крузенштерна потеряли друг друга. Впрочем, капитаны, конечно, предвидели неизбежность раздельного плавания в Чукотском море: трудно, пожалуй даже невозможно, было держаться вместе двум парусникам среди непроницаемых туманов, при переменных ветрах.

«Благонамеренный» шел к северу вдоль американского берега. Злыми порывами дул ветер. Даже в полдень температура воздуха не поднималась выше полутора градусов. Небо то светлело в приглушенном облаками солнечном свете, то темнело в «густых туманах с мокротою», то совсем покрывалось «мрачностью».

Уже десятый день Шишмарев лавировал к северу от мыса Лисбурн и наносил на карту высокий, утесистый, кое-где покрытый свежим снегом берег Аляски.

Время от времени канониры палили из пушек, подавая сигналы Васильеву. Но ответа не было, и тяжелый пушечный гул, прокатившись над холодными волнами, тоскливо замирал в отдалении.

Разлучившись с Шишмаревым, Михаил Васильевич Васильев оказался в окружении дрейфующих льдов.

«К вечеру, — записывал 21 июля на борту его шлюпа, — увидели первые льды на NO… Ветер позволял идти на N, но простирающиеся льды от O на N заставили переменить курс к W. Когда лед стал пореже, взяли по-прежнему курс на N, но вскоре опять от густоты льда должны были поворотить».

Два дня спустя в журнале отметили: «После полудня показались льды между румбами NO и NW, ветер отошел к OSO, легли на S, туман стал пореже, льды имели направление от N к W».

И так день за днем: льды окружали — шлюп уклонялся, меняя курс; льды надвигались то с востока, то с запада, то прямиком с севера — шлюп лавировал; течение прижимало корабль к ледяным полям — ялы и баркасы отбуксировывали его прочь. Словом, было так, как певалось в моряцкой песне:

Паруса обледенели,
Матроз лицы побелели.
Братцы, побелели.

Трещат стеньги, мачты гнутся,
Снасти рвутся все с натуги.
Да, братцы, с натуги.

Сам создатель про то знает,
Как матроз в море страдает.
Да, братцы, страдает…

Все же «Открытие» поднимался к северу. Васильев, его тезка штурман Рыдалев и штурманские помощники Алексей Коргулев с Андреем Худобиным определяли широты. Шестьдесят девять градусов пять минут — мелькает в шканечном журнале. Шестьдесят девять градусов шестнадцать минут… Отступая, лавируя и вновь устремляясь вперед, единоборствует со льдами шлюп Михайлы Васильева.