Капитаны ищут путь

До чего же жалко выглядели «Доротея» и «Трент»! Побитые, помятые, искалеченные, они едва-едва дотащились до бухты. Корабль Бьюкена пострадал сильнее «Трента», особенно с левого борта. Что было делать с «Доротеей»? Бросить ее и продолжать путешествие на судне Франклина? Вернуться в Англию?

Джон Франклин предложил первое. Бьюкен не считал возможным покинуть корабль. «Доротею», сказал он, можно еще починить. Но починить ее нужно было, по его мнению, лишь для того, чтобы вернуться домой. Франклин не унимался: отошлите «Доротею» в Англию со старшим офицером, сами переходите на борт «Трента», и — вперед, на север, к полюсу, к Берингову проливу!

Нет, ответил ему Бьюкен, он не может переложить ответственность за «Доротею» на старшего офицера. Нет, он не имеет права разрешить Франклину одному продолжить плавание. Нет и нет! Инструкция есть инструкция.

Если бы репутация Бьюкена (после его успешной экспедиции на Ньюфаундленд) не стояла так высоко, то Франклин мог бы усомниться в его храбрости. Франклин не усомнился ни в храбрости, ни в благоразумии, ни в дисциплинированности начальника. Но сердцем он не согласился с ним, и, когда 30 августа, исправив повреждения, корабли уходили со Шпицбергена в Англию, он испытывал горькое разочарование.

С той же горечью он и заканчивал теперь, в октябре, в лондонской квартире Парри свой рассказ. Он глядел на освещенного камином друга Вильяма с таким выражением на огрубевшем и обветренном лице, будто Парри один в целом свете мог его понять.

Вильям Парри понимал горечь Джона.

Вздохнув, Парри поднялся с кресла, задумчиво прошелся по комнате, снял нагар со свечей. В комнате посветлело.

— Послушайте, Джон, и мою одиссею, — сказал Парри и добавил негромко: — в ней горечи не меньше, чем в вашей.

Франклин, еще взволнованный своим рассказом, охваченный воспоминаниями недавнего, такого еще яркого прошлого, машинально опустился в кресло. Вильям заменил Джона в хождении из угла в угол. Недопитые стаканы с элем были забыты.

— Так вы слушаете, Джон? — спросил Парри, замечая рассеянность приятеля.

Франклин тряхнул головою, отгоняя назойливые мысли.

— Да, да, Вильям, прошу вас…

…Спустя полтора месяца после отплытия из Дептфорда, миновав мыс Фарвель, южную оконечность Гренландии, корабли Джемса Росса и Парри были затерты льдами в Девисовом проливе. До 20 июня им пришлось пробавляться там в компании сорока китобоев.

Когда лед несколько порыхлел, капитаны применили тот же способ шпилевой тяги, что Бьюкен с Франклином. Больше того, они использовали стальные пилы и пропиливали во льдах коридоры. Тяжко сжимаемые ледяными полями, «Изабелла» и «Александр» медленно, с трудом, но все же двигались на запад.

Потом началась чистая вода, и в августе экспедиция при кликах «ура» и с самыми радужными надеждами вошла в Баффинов залив. На запад, на запад! Все августовские дни вились корабельные флаги над водами, которые уже лет двести не тревожили кили судов. На исходе августа, тридцатого числа открылся пролив Ланкастера.

Матросы и офицеры испытали истинную радость: все были убеждены, что эти чистые, свободные дали очень быстро приведут их к Берингову проливу, а оттуда — в Тихий океан. Самые горячие головы уже обдумывали те торжественные письма, которые они отошлют на родину через камчатского губернатора капитана первого ранга Петра Рикорда.

Некоторые, правда, и в их числе начальник экспедиции Росс, недоверчиво хмурились: им казалось, что Баффин ошибся, посчитав этот ровный путь проливом. Не более как фьорд, залив, думали они, оставляя за кормой милю за милей.

Проплыв несколько десятков миль проливом Ланкастера, капитан «Изабеллы» увидел впереди береговую черту, туманные горы. Уже заранее настроившись на то, что он плывет не проливом, а фьордом, Росс, не задумываясь, поднимает сигнал: лечь на обратный курс!

Его подчиненный, капитан «Александра» Вильям Парри глазам своим не поверил. Как? На обратный курс? Не пытаясь, не усомнившись? Но Вильям Парри не поступил, как Нельсон в бою у Копенгагена. Он не взглянул в подзорную трубу и не воскликнул: «Уверяю вас, я не вижу никакого сигнала!»

Он подчинился приказу старшего офицера. В этот момент Вильям Парри испытывал еще большую горечь, нежели его друг Джон Франклин, когда Бьюкен не разрешил ему продолжить путешествие. Да, еще большую горечь, ибо Вильям Парри был убежден, что берег и горы, усмотренные Россом, — мираж, результат рефракции, столь частого полярного явления.

И вот теперь, в поздний час дождливого октябрьского дня, он говорил своему другу Джону Франклину, что скорее положит голову на плаху, чем отступится от мысли повторить поход прежним маршрутом: пролив Девиса, залив Баффина, пролив Ланкастера…

— Знаете ли, что? — воскликнул Франклин, когда Парри умолк и сунул в рот порцию табаку, намного значительнее обычной, — знаете ли что? Ваша экспедиция доказала, где надо искать путь из океана в океан, а наша — где не надо!

— Следовательно, никакие усилия не пропадают даром? — с грустной усмешкой отозвался Парри.