Капитаны ищут путь

Вот и старались… 1 августа «Благонамеренный» был на широте 70°13′. Два дня спустя Шишмарев нашел, что далее «идти невозможно». Вокруг шлюпа точно пушки палили. Льды казались какими-то разъярившимися одушевленными существами: гонимые ветром, они громоздились друг на друга, сшибались, лезли из воды, точно скалили драконовы зубы, опять лезли и опять сшибались. И людям, наблюдавшим это устрашающее зрелище, чудилось, что льды задались единственной целью — охватить кольцом деревянный корабль, сжать его так, чтоб хрустнули ребра-шпангоуты, и раздавить начисто. Да и сам корабль, пятисоттонный военный шлюп, со всеми своими палубами, мачтами, орудиями, отсеками и трюмом вздрагивал от грохота и ударов льдин, стенал под ледяным напором и медленно кренился на левый борт.

Крен нарастал. Пятнадцать, двадцать, тридцать градусов! Все оцепенели. Самое страшное было то, что делать-то было нечего, и это гнетущее ощущение полной беспомощности как бы придавило людей. Крен достиг сорока пяти градусов! «Благонамеренный» лежал на боку, скосив мачты.

День сменился сумерками, потом совсем угас, и наступила ночь, полная громовых раскатов дрейфующих льдин и отчаянного стона одинокого корабля.

В эти бесконечные ночные часы никто, конечно, глаз не сомкнул. Баркас и ялики готовы были к спуску; анкерки с пресной водой и провизия заблаговременно уложены в шлюпки. Однако в случае беды — и это знали все — шлюпки могли принять лишь часть экипажа, насчитывавшего восемьдесят человек.

Матросы вынесли наверх еще и мелкий рангоут, и трехдюймовые доски, хотя каждый из них и понимал, что на деревяшке долго не продержишься в студеных волнах. Окончив спасательные приготовления, офицеры в тяжелых, напитавшихся сыростью шинелях и матросы в подбитых ватой ворсистых фризовых полукафтанах и шапках-ушанках молча сгрудились на перекошенной палубе, ожидая своей участи. Казалось, что рассвет никогда не просочится сквозь грохочущую тьму… Эх, хотя бы появился вблизи васильевский шлюп. Да где ж ему показаться, когда льды кругом…

А васильевский шлюп в первые сутки августа еще не знал лиха. Напротив, плавание «Открытия» проходило не только благополучно, но и счастливо.

Когда в июне Глеб Шишмарев получил предписание начальника «дивизии», Васильев сообщил в нем и о своих намерениях: «По выходе из Уналашки, я предлагаю напервые идти к мысу Невенгаму, взяв с собой и мореходный бот, осмотреть берег от сего мыса до Нортон-Зунда, потом в Ледовитое море, вдоль берегов северо-западной Америки искать прохода в Северное море. Встретив препятствие, сделать покушение, где льды позволят, к северу, достигнуть сколь возможно большей широты и, наконец, возвратиться к 15 сентября в Камчатку».

В соответствии со своими наметками Михаил Васильев и выбирал курсы «Открытия».

В первой половине июля, миновав мыс Невенгам, моряки увидели высокий гористый берег, покрытый снегом. Васильев, к удивлению, не мог найти на адмиралтейских картах эту береговую черту. Тогда, сдерживая волнение, вызванное предчувствием открытия, капитан-лейтенант велел стать на якорь.

Едва боцман Григорий Евлампиев доложил, что «якорь забрал», как к борту «Открытия» уже подошла верткая байдара с туземцами. Они впервые встретились с европейцами, и европейцы впервые встретились с ними. Вечером, водрузив русский флаг на не известном доселе большом острове Нунивок, присвоив его мысам имена своих лейтенантов, а всей земле — имя своего шлюпа, Васильев продолжил плавание к норду.

В те самые дни, когда «Благонамеренный» стенал в ледяных тисках, офицеры «Открытия» описывали американский берег, наносили на карту мысы, названные именами двух замечательных моряков и испытанных друзей — Петра Рикорда и Василия Головнина, исследовали мыс Ледяной.

У мыса Ледяного кончилось безбедное плавание удачливого шлюпа, и моряки Васильева испили ту же горькую чашу, что и моряки Шишмарева.

Ветер крепчал. Монотонно и толсто ревели ванты. Косо, густой сеткой валил мокрый снег; временами его сменял холодный дождь. Льды колотили в борта, оставляя на медных листах огромные вмятины. Матросы, напрягая мускулы, сцепив зубы, наваливались грудью на длинные шесты и отталкивали льдины. Но льдины ломали шесты, все больше затирали шлюп…

Примерно в одни и те же дни обоим судам «северной дивизии», вторично оставившим позади рубеж Джемса Кука, удалось вырваться из ледяного плена. Поворотив на юг, у Мечигменской губы «Открытие» и «Благонамеренный» вновь встретились, и над шишмаревским шлюпом вспорхнул сигнал — капитан просил разрешения прибыть к начальнику экспедиции.

Капитан и офицеры, радостные и возбужденные, собрались в кают-компании, наперебой рассказывая друг другу о пережитых напастях.

Рассмотрев журнал и карты Шишмарева и показав ему свои, Васильев сказал:

— Полагаю, Глеб Семеныч, бессмертного Кука превзошли. Двадцать две мили далее к северу сделали. И пусть-ка тем, кто географией занимается в теплых кабинетах, покажется это маловажным. А мореходы свое слово скажут. Так-то, господин капитан-лейтенант!