Капитаны ищут путь

Алексей вздохнул, сунул руку глубоко под подушку и достал миниатюрный портрет. Сердечный друг Дуняша, чуть склонив гладко причесанную головку, томно глянула на заспанного офицера.

Даже прекрасные венецианки и далматинки, которыми любовался он, плавая мичманом в эскадре Сенявина, даже они не могли сравниться с Дуняшей. Ах, как далек он в сей час от нее, как далек от Петербурга! Розовая жизнь была у него в Петербурге: гвардейский экипаж и балы, придворные яхты «Торнео», «Церера» и «Нева» — он поочередно командовал ими, — летние ночи и петергофские празднества. Вот и теперь там, над гранитами Санкт-Петербурга, мерцает свет молочных ночей… До утра открыты рестораны и кондитерские. Огня в них не зажигают, и столичные франты, напрягая зрение, читают — или делают вид, что читают, — мелкие строчечки «Гамбургского вестника»: в белые ночи сиживать за столиком именно с этой газетой — таков наивысший шик. А гулянья на Невском и в Летнем саду!.. Всё призрачно и таинственно, как сами белые ночи…

Впрочем, сетовать должно лишь на самого себя: сам напросился в дальний вояж, сам подал рапорт начальству и сам добивался назначения к Шишмареву. Нечего тужить, брат! Минут через тридцать пробьют склянки — и марш на палубу принимать вахту. А на палубе, поди, снег да туман, и льды берут в полон шлюп, грозно ударяя в медную его обшивку.

Лейтенант спрятал миниатюрный портрет, потянулся к столу и взял свои поденные записки. Рассеянно перелистал страницы, исписанные коричневыми чернилами. Вот зимние записи о Сандвичевых островах и Ново-Архангельске, а вот и теперешние — лета 1821 года.

«В три часа ночи, когда мыс Сердце-Камень находился от нас на юго-запад, мы увидели лед, простиравшийся от северо-запада к западу-юго-западу. Он состоял из больших и малых кусков, сплотившихся весьма тесно, отчего никакого прохода между оными не было. Быв тогда в широте 67°6′ N, долготе 188°42′ O, мы легли к берегу вдоль льда, который беспрестанно занимал все пространство между оным и нами, заворачивая к югу. Наконец, идя все вдоль льда, мы увидели себя совершенно им окруженными, как бы в озере, только оставался проход к северо-востоку, куда и направили мы путь свой. На льду лежали моржи в великом множестве и по стольку на каждой льдине, сколько могло поместиться, отчего лед казался черным…»

«Ветер дул сильными порывами, иногда было тихо, но волнение развело весьма сильно. Мы радовались такому ветру, думая, что оным много льда уничтожится и очистит нам путь к северу…»

«В сие время показался мелкий лед, плававший отдельно, а в половине первого часа сквозь туман увидели оный, густо сплотившийся, прямо перед нами, почему, поворотя, легли в дрейф, чтобы обождав прочистки тумана, видеть, куда можно поворотить путь…»

Склянки пробили, и Алексей Лазарев, отложив дневник, пошел на палубу сменять вахтенного офицера…

«Дивизия» Васильева опять шла на север: «Благонамеренный» держался у азиатского берега, «Открытие» — у американского.

Паруса обледенели,
Матроз лицы побелели…

Новое раздельное плавание шлюпов началось в июне 1821 года. В числе прочих гидрографических задач Васильев предписал Шишмареву, «пройдя Берингов… пролив, искать прохода вдоль северо-восточного берега Азии и в Северном море».

А коли льды не пустят? Тогда, приказывал Васильев, «предпримите курсы к северу по разным направлениям, буде найдете идти невозможным, постарайтесь берег Азии описать подробно до широты, какой вы можете достигнуть».