Капитан Темпеста. Дамасский Лев. Дочери фараонов

Ночь стояла темная, и в тишине слышалось только ленивое тявканье собак, до отвала насытившихся человечиной.

Лейтенант собирался свернуть в узкую улочку, ведущую вдоль разрушенных домов, как вдруг от колонны отделился человек в живописной форме командира янычар и решительно преградил ему дорогу.

— Эй, эй! — послышался чей-то насмешливый голос. — И куда это направился Эль-Кадур? На улице темно, но мои глаза хорошо видят в темноте.

Эти слова были сказаны не по-турецки, а на ужасающем венецианском диалекте, с сильным иностранным акцентом.

— Кто ты? — спросил лейтенант, отпрыгнув назад и распахнув плащ, чтобы удобнее было вытащить ятаган.

— Эль-Кадур и друзей тоже убивает? — поинтересовался капитан янычар с издевкой. — Ты так дикарем и остался?

— Ты обознался, — ответил лейтенант. — Я не Эль-Кадур, я египтянин.

— Значит, вы тоже пожертвовали своей верой, чтобы спасти шкуру, синьор Перпиньяно? Так-то лучше, сможем снова сыграть в зару.

У лейтенанта вырвался крик:

— Капитан Лащинский!

— Нет, Лащинский умер, — отвечал поляк, хотя это был, несомненно, он. — Теперь меня зовут Юсуф Хаммада.

— Лащинский или Хаммада — все равно ты отступник, предатель, — с глубоким презрением бросил лейтенант.

Лащинский грубо выругался, а потом снова заговорил с приторной, издевательской интонацией:

— Кому же понравится расстаться с жизнью? Если бы я не согласился стать мусульманином, моя голова была бы сейчас в другом месте, а не на плечах. А вы что тут делаете, да еще в шкуре Эль-Кадура? Честное слово, пока я не услышал ваш голос, я вас принимал за араба Капитана Темпесты.

— Что я тут делаю? — замялся венецианец, не зная, что ответить. — Да ничего, прогуливаюсь по развалинам Фамагусты.

— Шутить изволите?

— Может, и так.

— Разгуливать в одиннадцать ночи по городу, где полным-полно турок, которые с удовольствием содрали бы с вас кожу? Да ладно, лейтенант, карты на стол, вы напрасно мне не доверяете. Я еще не стал до конца мусульманином, и по мне, так пророк еще тот жулик, не верю я ни его пресловутым чудесам, ни Корану.

— Потише, капитан. Вас могут услышать.

— Мы одни. Турки, по крайней мере настоящие, спят. А скажите-ка, что сталось с Капитаном Темпестой?

— Не знаю, думаю, его убили на бастионах.

— Разве он не сражался с вами вместе?

— Нет, — благоразумно отвечал венецианец.

— А с чего бы вдруг Дамасскому Льву пришло в голову шататься ночью по улицам? Я знаю, за ним приходил Эль-Кадур, — сказал поляк, нагло расхохотавшись. — Вот видите, вы все-таки мне не доверяете.

— Я вам повторяю, что ничего не знаю ни об Эль-Кадуре, ни о Капитане Темпесте.

— О Капитанше, — поправил Лащинский.

— Что вы несете?

— Ох, скажите пожалуйста! Можно подумать, я не заметил, что это девушка, а вовсе не мужчина. Тысяча чертей! Ну и рука у этой женщины, ну и мужество! Клянусь кровью Магомета! Хотел бы я так владеть мечом, как она! Кто был ее учителем?

— Думаю, капитан, вы сильно заблуждаетесь.

— Ладно, не хотите — не верьте тому, что я вам сказал. Могу я быть вам полезен?

— Да нет, мне ничего не нужно.

— Имейте в виду: турки стоят большим лагерем вокруг Фамагусты. Если вас поймают, могут посадить на кол.

— Я буду осторожен, — ответил лейтенант.

— На случай, если с вами случится беда, что вполне возможно, не забывайте, меня зовут Юсуф Хаммада.

— Я этого имени не забуду.

— Удачи, лейтенант.

Капитан свернул направо, но венецианец притворился, будто не заметил, куда тот направился, и, надвинув капюшон, продолжил было свой путь, то и дело оглядываясь и наполовину вынув ятаган из ножен.

Поляк отошел уже довольно далеко, бормоча что-то себе под нос и ругаясь. Какое-то время лейтенант не спускал с него глаз, потом, свернув за угол старой башни, служившей фундаментом маленькой церквушки, спрятался за воротами. Железная калитка была полностью разбита палицами мусульман и валялась на земле.

— Надо проверить, не следит ли он за мной, — пробормотал он. — Человек, отрекшийся от веры, уважения не заслуживает, к тому же этот авантюрист явно затаил злобу на герцогиню. Ему доверять нельзя.

Не прошло и двух минут, как капитан снова появился. Он все еще что-то бубнил, но теперь шел на цыпочках, видимо полагая, что венецианец идет своей дорогой и может услышать его шаги. Ворота он миновал, не остановившись, и быстро исчез в темном переулке.

— Давай, давай, ищи меня, мошенник, — прошептал лейтенант.

Он быстро свернул назад и, двигаясь в темноте почти на ощупь, бросился к нескольким лачугам, совсем засыпанным камнями.

— Они должны быть где-то здесь, — проговорил он, перелезая через полуразвалившуюся стенку.

Сдвинув несколько камней, он оказался перед маленькой решеткой, прижался лицом к прутьям и несколько раз позвал:

— Папаша Стаке! Папаша Стаке!

Сначала никто не ответил, потом откуда-то из глубины погреба раздался глухой, хриплый голос:

— Это вы, лейтенант? Долго же вас не было. Я уж думал, вам отрубили голову или посадили на кол.

— Открывай засов, старина. А как там Симоне, жив еще?

— Еле живой, лейтенант, медленно помирает от голода и страха.

— Вылезайте быстро: скоро у вас будет и более надежное убежище, и еда.