Капитан Темпеста. Дамасский Лев. Дочери фараонов

Эмилио Сальгари Капитан Темпеста. Дамасский Лев. Дочери фараонов

© О. Егорова, перевод, 2017

© Издание на русском языке, оформление. ООО «Издательская Группа „Азбука-Аттикус“», 2017

Издательство АЗБУКА^®

* * *

Капитан Темпеста

1 Партия в зару [1]

— Семь!

— Пять!

— Одиннадцать!

— Четыре!

— Зара!

— Ух ты, чтоб тебя, тридцать тысяч турецких сабель! Ну и везет же вам, синьор Перпиньяно! Вы за два вечера выиграли у меня восемьдесят цехинов. Так дальше не пойдет! Уж лучше получить ядро из кулеврины,[2] да еще пулю от неверных в придачу. По крайней мере, с меня не сдерут шкуру после взятия Фамагусты.

— Если ее возьмут, капитан Лащинский.

— А вы сомневаетесь, синьор Перпиньяно?

— Пока что сомневаюсь. Пока у нас воюют словенцы, Фамагусту не взять. Венецианская республика умеет отбирать солдат.

— Ну они же не поляки.

— Капитан, не обижайте солдат из Далмации.

— И не собирался, все же тут присутствуют и мои соотечественники…

Вокруг игроков послышалось угрожающее бормотание, смешанное с бряцаньем шпаг, когда их вытаскивают из ножен, и капитан Лащинский осекся.

— О! — сказал он, быстро сменив тон и улыбнувшись. — Да будет вам известно, доблестные воины, что я люблю пошутить. Вот уже четыре месяца, как мы бок о бок сражаемся с этими нечестивыми псами, которые поклялись живьем содрать с нас шкуры, и я вам цену знаю. Итак, синьор Перпиньяно, раз турки нам не досаждают, продолжим партию? У меня в карманах позвякивают еще двадцать цехинов.

Словно в опровержение слов капитана, вдали послышался глухой пушечный выстрел.

— Вот мерзавцы! Даже ночью от них покоя нет, — не унимался разговорчивый поляк. — Ну у меня есть еще время либо просадить, либо выиграть десяток цехинов. Правда, синьор Перпиньяно?

— Когда пожелаете, капитан.

— Мешайте кости.

— Девять! — крикнул Перпиньяно, раскатив кости по скамейке, которая служила соперникам игорным столом.

— Три!

— Одиннадцать!

— Семь!

— Зара!

У невезучего капитана вырвалось ругательство, и вокруг раздались смешки, тут же, впрочем, затихшие.

— Да будь она неладна, борода Магомета! — воскликнул поляк, бросая на скамейку два цехина. — У вас, наверное, сговор с дьяволом, синьор Перпиньяно.

— Ничего подобного. Я добрый христианин.

— Но кто-то наверняка научил вас особым хитростям, и ставлю свою голову против бороды какого-нибудь турка, что этот кто-то — Капитан Темпеста.

— Я часто играю с этим благородным дворянином, но он никогда не обучал меня никаким хитростям.

— Ха! Благородный дворянин! — не без ехидства хмыкнул капитан.

— А вы полагаете, что нет?

— Гм… Да кто его знает, кто он такой на самом деле?

— Он всегда был любезным юношей и отличался необычайной храбростью.

— Юношей!..

— Что вы этим хотите сказать, капитан?

— А если он никакой не юноша?

— Да ему не больше двадцати.

— Вы меня не поняли… Ладно, оставим Капитана Темпесту и турок и возьмемся за игру. Мне неохота завтра биться без гроша в кармане. Чем я расплачусь с Хароном, если у меня в кармане один жалкий цехин? Чтобы переправиться через Стикс, надо заплатить, милейший синьор.

— Ну, в таком случае будьте уверены, что вы отправитесь прямиком в ад, — смеясь, сказал синьор Перпиньяно.

— Может, и так, — ответил капитан, в сердцах хватая коробочку и яростно перемешивая кости. — Ставлю еще два цехина.

Эта сцена разворачивалась под навесом просторной палатки, мало отличавшейся от тех, что ставят сейчас бродячие артисты. Палатка служила одновременно и казармой, и таверной, судя по лежавшим в кружок матрасам и по бочонкам, стоявшим за широкой скамьей, где, смакуя маленькими глотками кипрское вино из большого графина, восседал хозяин заведения.

Оба игрока расположились под светильником из муранского стекла, свисавшим с центральной стойки палатки, а вокруг них столпилось человек пятнадцать наемных солдат-словенцев. Венецианская республика вербовала их в колониях в Далмации для защиты своих восточных владений, которым постоянно угрожали турецкие клинки.

Капитан Лащинский был толст и широк в плечах, с мускулистыми руками, с ежиком жестких светлых волос и огромными усами, похожими на моржовые клыки. Его красный нос выдавал в нем неисправимого выпивоху, а маленькие подвижные глазки глядели живо и задорно. И черты лица, и движения, и манера говорить — все указывало на то, что он кондотьер и профессиональный фехтовальщик.

Перпиньяно составлял полную противоположность поляку и выглядел намного моложе капитана, которому явно перевалило за сорок. Он был истинный венецианец: высокий, чуть сухопарый, но крепкий, с черными волосами, черными глазами и бледным лицом.

На первом была тяжелая кираса, а на поясе пристегнут меч. Второй же был одет, как и подобало элегантному венецианцу той эпохи: вышитый камзол, доходивший почти до колен, плотной вязки штаны в цветную полоску, туфли и голубой берет, украшенный фазаньим пером.

Он походил скорее не на воина, а на какого-нибудь пажа при венецианском доже. Все его оружие составляли шпага и короткий кинжал.