Калека, Дева, Старец и Дитя

Пространство комнаты сужалось с каждой минутой. Тела мешались под ногами, пол стал скользким. Убежище превратилось в капкан. Чувствуя, как силы оставляют его, Илай прижал к себе Деву. Она была тиха и спокойна, полная противоположность ему — задыхающемуся, разъярённому. Возможно, то, что он стал таким чертовски эмоциональным по сравнению с собой прошлым, означало, что он теперь чувствует за двоих. Её сущность, из которой он черпал силы, изменила его. Породнила с ней. Настолько, что если он положит ладонь ей на грудь, то пульсацию в пальцах можно будет считать её собственным сердцебиением — громким и несогласным.

Давай уже просто убьём их всех.

Выставив перед собой бесполезный меч, Илай увидел в металле смутное отражение её лица.

Дева открыла глаза.

Глава 14

Я открыла глаза. И тут же мучительно зажмурилась.

Солнечный свет заливал комнату. В тишине звучало дыхание — смешанное, сбивчивое, тяжёлое. Чувствуя неутихающую боль, я посмотрела вниз и поняла, что вдавливаю ладонь в грудь, будто желая добраться до сердца. Тогда как моя вторая рука…

Чёрт!

Не знаю, что в тот момент пугало сильнее. То, что в моих мыслях пронеслось ругательство Старца. Или то, что я сжимала себя между ног, будто пыталась усмирить желание, тоже свойственное исключительно этому мужчине.

Шок.

Я отдёрнула руки, но это не помогло, навязчивое ощущение в груди и между бёдер никуда не делось.

Конечно, я должна была предвидеть это. Я сама предложила, догадываясь, чем всё закончится… Вот только, в буре эмоций — от негодования до страха — гнева не было. Почему-то я не могла злиться на Старца. Всё, что он делал со мной, с точки зрения Дев было недопустимым, но таким понятным лично для меня. Вместо того, чтобы клясть свою «осквернённость», я впервые почувствовала себя по-настоящему неприкосновенной. Защищённой. Ценной.

Живя с бременем увечья в идеальном мире, я видела в себе лишь недостатки. Даже высшее мастерство не могло компенсировать ущербность моего тела. Но Старец моих изъянов не замечал. Я была совершенством в его глазах. Зачастую его привязанность проявлялась в формах мне не понятных, но это безусловное, сильное, направляющее каждый его шаг чувство невозможно было осуждать.

Спасибо, что спас меня.

Я повернулась, чтобы сказать это и узнать, что он сам думает обо мне. Но стоило мне отстраниться, как мужчина поднялся, забрал оружие и пошёл к двери. Его штормило. Выходя, он даже схватился за косяк двери, будто свалившийся на него груз чужих эмоций и воспоминаний пригибал его — несгибаемого — к земле. Разве такое возможно? Он казался более шокированным, чем я. Нетипично для человека с его прошлым, изобилующим по-настоящему шокирующими событиями.

— А… — я хотела было окликнуть его, на этот раз по имени, но Илай не обернулся, даже не помедлил.

Похоже, после этого «сна» ему требовался куда более основательный отдых. И когда мужчина вышел, оставляя дверь распахнутой, моя амнезия стала мне по-настоящему ненавистна. Что он такого узнал обо мне, что теперь мог с лёгкостью меня игнорировать?

Всё утро я ходила встревоженная и, когда встретилась с таким же встревоженным императором, то внезапно поняла, почему Старец уступил ему в тот раз, когда он пришёл за мной. Илай не стал сражаться, потому что из-за меня уже погибло одно Дитя.

— Больше не теряйся так внезапно, будь добра, — попросил меня император. — Во дворце и так хватает слухов, не компрометируй себя ещё сильнее.

Что-то мне подсказывало, что это только начало.

— Слухи — меньшее, что сейчас должно нас тревожить, — ответила я, и он заботливо прикоснулся к моему лицу.

— Так и есть, но ведь ты говоришь не о Датэ, да?

Вздохнув, я поведала ему, чем занималась этой ночью. Пусть это и были крайние меры, я не жалела, что на них пошла.

Мне нужно было подтвердить другие слухи. Те, которые ходили о Старце. Я собиралась убедиться в том, что он неисправимый отступник, убийца своего мастера и господина, мой похититель. Так и оказалось. Но контекст менял всё.

Так что плевать на слухи.

— Всё это не укладывается в голове, — добавила я. — Целая жизнь пронеслась перед глазами. Но это была чужая жизнь. Этого недостаточно. Мне нужны мои воспоминания.

— Я расспрошу его сам, если он не хочет говорить тебе прямо, — предложило Дитя.

— И тогда я услышу о своём прошлом из третьих уст.

— Скорее всего, он увидел то, что травмировало тебя, и не хочет делиться этим по понятным причинам.

— Намекаешь на то, что мне лучше оставаться в неведении?

— Не знаю. Надо его спросить.

— Нет, так не пойдёт. Рассказ о моём прошлом будет мало чем отличаться от слухов, а я только что поняла, насколько слова бывают лживы, даже если люди говорят правду. Мне недостаточно просто узнать, мне нужно почувствовать. Вспомнить.

Дитя понимающе кивнуло, но в его голосе звучало сомнение:

— Значит, ты всё-таки согласна, чтобы он тебя… «опечатал»?