— Из зависти, должно быть. — Я оглянулась на попрятавшихся за деревьями женщин. На Жемчужин, которые прятаться не собирались, но он их всё равно не замечал. Старец смотрел на меня, и после недели игнорирования такое сосредоточенное внимание почти смущало. — Тебе же вечно мало, но дом Утешений не сможет предоставить тебе ничего подобного.
— Мне ничего подобного и не надо, я такими извращениями не занимаюсь.
— Да я знаю, какими ты занимаешься.
Ванны с розовыми лепестками, лунная ночь, дюжина красавиц… вся эта мишура, прикрывающая суть. Его стиль — быстро, случайно, по ходу дела, ненавидя себя в процессе. Но влюбляясь в меня ещё сильнее.
— Точно. И что ты будешь с этим делать? — спросил Старец, и я растерялась. — Ещё до того, как я убил отца и бросил свой дом, я уже был проклят. Так что я пойму, если ты захочешь держаться от меня подальше.
— Да… сейчас бы не помешало.
— Но это не значит, что я тебе это позволю, — закончил он, сжимая лепесток в кулаке. — Тем более, когда дело доходит до твоего купания.
Ах да, он овладел этим искусством в совершенстве. Серьёзно, для него это была целая церемония. Старец ни одной любовнице не уделял столько внимания, сколько мне, когда собирался искупать.
Конечно, там не было роз, ароматных курений, музыки и посторонних людей. Воды самой по себе хватало, чтобы наслаждаться ванной. Оправдывая своё желание гигиеной, мужчина прижимал меня к себе, зарывался пальцами в волосы, гладил, прикасался везде. Но, даже выглядя и ведя себя как безумец, он контролировал каждое своё движение.
— О чистоте моей беспокоишься, надо же, — сказала я.
— Ещё как. Мне ненавистно, если что-то грязное касается тебя, поэтому я следил за тобой особо тщательно. Мне же нужно было как-то искупить собственную скверну. — Раскрыв ладонь, он выпустил ничуть не помятый лепесток. — Мои руки привычнее. Используй меня.
Знакомая картина. Где я это уже видела? Когда-то Старца точно так же потревожили. Он сидел в воде, а женщина, именующая себя Ясноликой госпожой, предлагала ему своё тело. И он отверг её. Её красота вызывала у него брезгливость. Мог ли он тогда представить, что однажды окажется на её месте?
— Нет, — сказала я, поднимаясь из воды. — Теперь это не твоя забота. Ты не прикоснёшься ко мне так. Никогда больше. — Я приблизилась, и Старец посмотрел на меня исподлобья. На стекающую с моего тела воду, на несколько прилипших к коже лепестков. — Но я использую тебя, раз ты сам предложил. По назначению. Твоё мастерство ведь заключено не в том, чтобы стирать. Совсем наоборот. У тебя уже есть идеи на этот счёт? — Судя по взгляду, ещё какие. — Раз ты узнал «всё» обо мне, то и о печати тоже. Ты должен был придумать, что с ней делать.
— Конечно, — в его ответе было что-то прямо противоположное согласию. Я насторожилась… но потом остановила себя. Мы уже прошли этот этап. Я доверяла ему. Он был мастером своего дела, к тому же десять лет — серьёзный испытательный срок.
— Хорошо, что ты в себе уверен.
— У меня появился шанс проявить себя, так что да, я в себе уверен, — решительность его голоса окупила недостаток информации. Он всё продумал ещё до того, как прийти сюда. У него был план. Он знал, что делать. — Идём. Теперь моя очередь приобщить тебя к своему мастерству.
Император поселил Старца не в самом дворце, а в пристройках, подальше от себя, тем самым давая оценить разницу между нами. Но хотя его комната не была просторна и роскошна, соседей рядом с ней я не заметила. Старец был свободен больше, чем я, при том, что считался преступником. За мной всегда кто-то присматривал, его же вниманием не баловали.
— Твоя свита, — заговорил мужчина, догадавшись, о чём я думаю, — наверняка побежит жаловаться малышу-императору.
— Я уже говорила с ним на этот счёт. Он знает и не станет вмешиваться. — Я подошла к окну, чтобы впустить лунный свет. — А вот если ты не справишься, он использует меч Датэ.
— Мой меч.
— В любом случае мне не хочется, чтобы меня им зарезали. Но придётся согласиться, если твоя техника окажется бессильна.
— Ложись.
Я открыла было рот, но в итоге решила промолчать. Помнится, когда он был на моём месте, больше всего меня напрягало его непонимание и желание сделать всё по-своему. Он до последнего сопротивлялся, а ведь мне и так было не по себе в тот раз, поэтому я просто тихо покорилась.
Снимая платье, я вспомнила, что не так давно пообещала себе никогда больше перед ним не обнажаться. Поздно об этом думать, конечно. Не в том смысле, что у него было предостаточно времени меня рассмотреть. Просто он же только что подглядывал за тем, как я купаюсь. Не подглядывал, нет — беззастенчиво смотрел.