Калека, Дева, Старец и Дитя

— А ты поставил? — уточнил Чили, но вместо ответа послышался шорох одежды. Когда с проверкой было покончено, он распорядился: — Найди воды и фруктов и отнеси наверх.

Но не входи в комнату, не заговаривай с Девой внутри и уж точно не вздумай её тронуть. Лучше даже не смотри на неё. Но это не приказ, а предостережение. Если тебя не убьёт она, то я убью, даже не сомневайся.

Чили думал, что теперь я тем более не потерплю ни одного мужчину рядом с собой? Но ведь он был худшим из них и уже сделал всё, чего могла бояться Дева. Его «забота» была просто издевательством на фоне кровавых бань, которые он решил устроить, теперь уже буквально.

Я продолжала напряжённо вслушиваться, но всё надолго стихло. «Мёртвая тишина», да… нигде больше не могло быть тише и мертвее, чем здесь, даже в пустыне Старца, раз он был так потрясён случившимся.

Птицы не пели. Не звучали голоса разбуженных солнцем сестёр. Не было привычной утренней суеты. И ткацкий станок, возле которого я лежала, уже никогда не заработает…

Я смотрела на приделанные к нему пики и думала, что с самого начала выбрала неверный способ борьбы. Крики, слёзы, сопротивление — такой протест был непонятен Калеке, даже наоборот — возбуждал его.

Приподнявшись, я подползла к станку. Впервые я собиралась использовать его не по назначению. Встав перед ним на колени, я вытянула шею и подалась вперёд. Я не знала, как ещё донести до Чили мысль: это тело — уже мертво, оно не может давать жизнь, как он того хотел. Это он убил меня. Как и планировал изначально.

Но прежде чем металлическое остриё коснулось кожи, я услышала шаги на лестнице. Время, когда надо было вмешиваться уже прошло, однако именно сейчас передо мной появился самый сострадательный из убийц.

Старцу запретили заходить, поэтому он просто замер на пороге, уставившись на меня. Он держал кувшин с водой и пару персиков, которые я бы и в лучшие свои дни есть не стала.

Что за череда чудовищных совпадений…

— Что ты?.. — Не договорив, Старец рванул обратно к лестнице, потому что не мог остановить меня, но собирался позвать того, кто мог. Кувшин разбился, персики раскатились.

— Стой! — приказала я, пугаясь слабости своего голоса. Но Старец всё-таки остановился. — Подойди… подойди сюда. Только очень медленно.

Он подчинился, но с явным сопротивлением. Его удивляло то, что он следует моим приказам вопреки приказам хозяина? Похоже, моё мастерство превосходило техники ослабшего Калеки.

— Не надо. Ты не должна делать этого, — заговорил мужчина напряжённо, и я подумала, что он умоляет его не убивать. — То, что Датэ сделал — непростительно, но если ты будешь вредить себе сама, то пойдёшь на поводу у каждого ублюдка здесь. Ты последняя из Дев, единственная, кто остался. Если ты погибнешь здесь, то тем самым согласишься со всем, что случилось.

Его сочувствие, в самом деле, было запоздалым и неуместным.

— Тогда зачем ты пришёл сюда? — спросила я тихо.

— Я принёс… — Старец посмотрел на разбитый кувшин.

— Я не о том. Зачем ты пришёл сюда? Зачем вы все сюда пришли? — Он промолчал, и я села, обхватывая себя руками. — Ты ничего не понимаешь.

Если я рожу ему ребёнка, сына — вот тогда я соглашусь со всем, что случилось. Тогда я стану соучастницей, завершив этот карательный поход именно так, как Чили хотел.

Нет, как хотел Датэ.

— Я не умру… — пробормотала я, на что Старец с облегчением выдохнул:

— Хорошо.

Я не умру от какого-то пореза.

Калека сказал, что «передал мне бессмертие и способности», и я не знала, как отвергнуть его «подарок», который он столь «изящно» преподнёс. У меня не было времени на попытки и репетиции, мне нужно было что-то посерьёзнее мужского оружия. Стихия, с которой не смогла бы совладать даже Дева.

— Ты знаешь, — спросила я, — какой приказ Ясноликой никто не станет исполнять? Как бы она ни требовала, ей не подчинится ни зверь, ни человек, если она пожелает это.

Старец не долго думал.

— Убить её саму?

Я опустила голову.

— Этому не учат, это узнаёшь на собственном опыте. Я уже пыталась как-то, давным-давно. После того, как из моей жизни исчезли моя единая и мати, у меня открылась склонность к саморазрушению. Но то, что происходит теперь, совсем другое. — Я качнула головой, не понимая, зачем вообще завела этот разговор. — А Старцы могут убить себя своими печатями?

— На мастера не действуют его печати.

Я потёрла центр груди, досадуя. Если бы можно было собрать все существующие техники в одну, использовать всю свою кровь, голос, намерение, чтобы с их помощью всё исправить. Сделать так, будто ничего и не было…

— Отнеси меня к реке, — приказала я.

— Датэ запретил мне прикасаться к тебе, — возразил Старец, тем не менее, послушно поднимая меня на руки. — У тебя жар! Боги, ты ужасно горячая… Это ведь не нормально для вас? Для камней в пустыне — да, но не для Дев. — Неужели, оказавшись здесь, он до сих пор не притронулся ни к одной? — Если хочешь вымыться, я всё принесу.

— Я хочу вымыться, — согласилась я, — но для этого мне нужна особенная «ванна». Не менее особенная, чем у твоего хозяина.

— Он мне не хозяин, — проворчал в ответ Старец. — Я его мастер.