Калека, Дева, Старец и Дитя

— На выход, — обратился к своим подчинённым Датэ, собираясь это обсудить со мной наедине.

Убедившись в том, что я достаточно восстановилась для того, чтобы дерзить ему, Датэ решил, что помощь лекарей и советников ему больше не понадобится. Так или иначе.

— Не надо мне напоминать при каждом случае о том, что ты трахалась с другим, будто ты гордишься этим, — проговорил очень медленно и тихо Датэ. Он явно сдерживал себя в отличие от предыдущего раза, хотя намерения у него были те же самые. — Я понял это ещё в тот самый момент, как вынес тебя из святилища.

Опуститься до измены, Ива… И под изменой я подразумеваю не то, что он в тебя член засовывал, а что он при этом дал понять, что лишь ему это позволено. Я о печати. О грёбанной печати на твоём теле. Это мой «цветок», Ива! Допустим, Старец не знал об этом, но ты… Тебе настолько отшибло память, что ты даже это забыла?

Да, именно. А вот Илай как раз прекрасно знал. Но всё равно не стал заявлять на меня права так, как это сделал Датэ, как Датэ ожидал. Он был уверен в измене настолько, что не поверил бы мне, скажи я, что её по сути не было. Датэ просто не понял бы этого, ведь Илай был таким же мужчиной. Даже я не понимала всё это время. Илай хотел меня. Я напрашивалась. У него было даже больше причин быть со мной, чем у Датэ: от меня зависела его жизнь.

Но я вспомнила, как однажды Илай сказал, что не трогал меня все эти десять лет. Он ставил это себе в заслугу, а мне это казалось совершенно естественным. Конечно, он не трогал меня, если бы тронул, это было бы надругательством, ещё более извращённым, чем надругательство само по себе, потому что я была в беспамятстве. Но ведь я была в беспамятстве до этих самых пор. Я проснулась только сейчас. Илай не собирался меня насиловать ни в каком смысле, наоборот, он хотел уберечь меня от любого насилия, от намёка на него, от воспоминания…

— Почему? — прошептала я, глядя на отражение мужчины в глянцевой, дрожащей поверхности. — Ты стал всем тем, чего наш клан боялся. Именно ты оправдал нашу ненависть к мужчинам. А Илай опроверг. Он сделал то, что должен был сделать ты.

— Неймётся поговорить о своём любовнике? — уточнил Датэ, прищурившись. — Ладно. В конце концов, больше у тебя не будет возможности даже вспомнить о нём.

Я нахмурилась, глядя на то, как он опускается глубже в ванну.

— Чья… Чья это кровь?

Моё выражение лица его позабавило. Датэ не сдержал смех. Несмотря на мою «измену», у него было полно причин радоваться. Он праздновал победу, его люди заняли город, а он — этот дом, в котором принимал ванну по своему особому рецепту, совершая уже вошедший в традицию ритуал торжества…

— Согласен, было бы здорово позволить тебе «насладиться» им в последний раз именно так. Но это моя кровь, — ответил Датэ, поворачивая ко мне запястья, демонстрируя порезы, которые до сих пор не зажили.

Тут я вспомнила, как сказала Илаю, что собираюсь искупаться в крови предводителя Калек. Кто бы мог подумать, что это случится, но при этом я буду находиться в плену. Даже в большем плену, чем считала изначально.

— И для чего… Зачем ты это делаешь? Чтобы излечить меня?

— Чтобы подавить действие смертельной печати, — ответил Датэ. — Излечили тебя Дети, я не стану присваивать себе их заслуги. Хотя я совершенно уверен, что наше единство и полнолуние тоже сыграли в этом роль.

— Подавить действие печати? — переспросила я напряжённо. — О чём ты?

Я вела себя с ним так вызывающе смело лишь потому, что чувствовала себя в безопасности. По крайней мере, он не станет снова меня насиловать. Так я думала.

— Дети не смогли бы помочь тебе, если бы я не придумал, как заглушить мешающее им давление чужой техники, — пояснил Датэ, растирая между пальцев красную, вязкую каплю. — Любую печать можно оспорить количеством крови. Кто из Старцев может дать такое количество? И у кого из Старцев она сильнее, чем у меня? Я расщедрился, как видишь. Но ведь я обещал тебе однажды пролить её, даже если это будет очередная игра в Деву и Калеку.

— Это уже давно не игра.

— А мы уже давно не дети. Тем интереснее.

Я покачала головой.

— Илай проверял печати твоим мечом. Тебе не снять их.

— Снять? Нет, конечно. — Он не считал это вызовом его мастерству, поэтому рассуждал спокойно. — Я даже не буду пытаться, потому что не хочу навредить твоему нежному, жаркому, любвеобильному местечку. Пока мне это ни к чему. Мои советники подтвердили, что они не чувствуют её силу. Я не чувствую. Печать неактивна, пока ты окружена моей кровью.

Он говорил об этом как о моём спасении, будто исправлял самую страшную ошибку в моей жизни, а на деле собирался повторить свою. Он обезоружил меня. Я чувствовала себя ещё более слабой, чем в момент моего знакомства с Илаем, когда очнулась в гробу, в борделе и увидела незнакомого мужчину. Но я не испугалась его. Даже абсолютно беспомощная я его не боялась. Не потому, что он постоянно повторял, что не причинит мне вред, а потому что он не причинял вред другим женщинам. Ни одной, даже самой падшей. Даже наложнице отца. Даже сумасшедшей племяннице.