Как жаль, что так поздно, Париж!

– Ну, Милованов, – спрашивал он, – где же та приемная, в которой мы все еще насидимся?

– А-а, – засмеялся Милованов, – запомнил? Дайте только срок – будет вам и белка, будет и свисток. Я ведь уже не в МИДе, а гораздо выше.

9

Все было сложно с Вадимом. Вика права, когда говорит: «Прекрати с ним видеться – ни к чему хорошему не приведет». А Майю тянуло видеться. Каждый раз хотелось убедиться, что ее власть над ним еще не кончилась. Понимала, однако, что все уже не так, как семнадцать лет назад. Тогда надежно была защищена от его любви своей любовью к Косте, к маленькому Андрюше, а теперь не только ее власть над ним, но и его власть над ней становилась вполне реальной.

Тетя Вера говорила ей, когда она недоумевала, мучилась от того, что он так внезапно исчез: «Он ни за что бы не исчез, если бы видел, как говорит наша соседка, свой шанс. На безответную любовь способны только очень сильные и бескорыстные люди. Вадим не таков».

Да, Вадим не таков. Он себялюбив и тщеславен, она это знает.

– И вообще, что ты нашла в нем? – подливала масла в огонь Вика. – Разве его можно сравнить с Костей?

– Я и не сравниваю, ты с ума сошла! При чем тут Костя?

– Нет уж, моя дорогая, давай договаривать до конца. Как это – при чем туг Костя? Это всё на одной оси, тут надвое не делится. А ты у нас, между прочим, единственный экземпляр неразведенной женщины.

Это была правда. Все их сверстники, ну или почти все, успели к сорока годам развестись, и снова жениться, и даже еще раз развестись. Вика тоже разошлась с мужем, ее дочь воспитывает бабушка, а Вика – приходящая мать, правда, вполне сумасшедшая, но – приходящая. Ольга Николаевна как-то сказала Майе:

– Удивительно, сколько ваше поколение изобрело способов семейной жизни! Приходящие отцы, приходящие матери… Живут вместе, но в разных местах, на разных квартирах, а то и в разных городах.

– У вас так не было? – спросила Майя.

Ольга Николаевна невесело засмеялась:

– Боже упаси! У нас если и жили в разных местах, то совсем по другим причинам.

Не меньше, чем непонятные отношения с Вадимом, мучили слишком даже понятные притязания Милованова. После Нового года Юрка решил, что он вполне может стать «другом дома», как он выразился. И, придя однажды в отсутствие Кости, хотел показать ей, что он вкладывает в это понятие.

Майя боялась, что соседи из квартиры напротив вызовут милицию, так громко и яростно она боролась с Миловановым. Тот совершенно озверел и уже плохо владел собой. Как всегда, был пьян.

Ей удалось его выставить, встрепанного, со съехавшим набок галстуком. После его ухода долго мыла лицо и чистила зубы – Милованов все-таки ухитрился ее поцеловать.

Никогда не узнать: оказалось просто совпадением или как-то связано с Миловановым, но Майины переводы из сборника латиноамериканской поэзии кто-то выкинул.

Майе объяснили: редакционно-издательский совет нашел их недостаточно квалифицированными. Редактор, говоря это (пригласил зачем-то в издательство, не мог как будто по телефону), смотрел мимо нее, наверное, ему было стыдно. Ведь совсем недавно он хвалил Майю именно за высокую квалификацию. «Какая точная рука!» – говорил он.

У Майи горели щеки, боялась расплакаться, вот был бы стыд! Изо всех сил улыбалась, совсем не была научена, как вести себя, если про твою работу говорят, что она недостаточно квалифицированна.

Из издательства кинулась к Вике.

– Кто тебя просил? Я никогда не ходила ни по каким издательствам и правильно делала! Я этого позора не переживу!

– Ах, сука Милованов! – сказала Вика.

– Ты думаешь – Милованов? – У Майи моментально высохли глаза. Стало страшно.

– А кто же еще?

Через неделю после истории с переводами Майю вызвали в деканат.

– Майя Васильевна, – сказал, вставая ей навстречу, декан, – в следующем году у нас сокращается преподавание испанского языка. Мы хотим заранее предупредить вас об этом.

– Именно меня?

– Да. – Он говорил вкрадчиво, улыбался льстиво. Но это было не в издательстве – там чужие порядки. Это было в своей, такой знакомой конторе, как называла институт Вика, в этой конторе не следовало сдаваться без боя.

– А почему же, – спросила Майя, – на последнем заседании кафедры нас ориентировали совсем иначе?

– Как? – растерялся декан.

– На увеличение нагрузки – вот как.

– Это какая-то путаница, Майя Васильевна, я уточню…

– Он что-то еще пытался сказать, старый дурак, – рассказывала Майя дома Косте, – видно, получил стратегические инструкции, да не продумал тактику.

От всего этого было невесело. Но больше всего беспокоил Андрей. Ольга Николаевна писала дочери, что с Андреем что-то происходит, «он мрачный, в юности человек не должен жить с таким настроением…».