Как жаль, что так поздно, Париж!

Катя выскочила в коридор, натягивая халат. В трубке трещало, щелкало, заглушая слабые звуки родных голосов.

– Все хорошо, – кричала Катя, – все хорошо!

Решено было не ехать ни в какой Петергоф, а идти всем вместе смотреть демонстрацию. Ольга Николаевна дошла только до угла и вернулась. Болело сердце. Ночью плакала, не сдержаться, боялась разбудить Андрея. Зина пишет, что не помнит, говорил ли Дора о ней, Ольге, перед смертью.

«Как удивилась, верно. О чем спрашивает через двенадцать лет! Но не могла же я спросить об этом, пока была жива Варя… А Катя славная, и что-то от их породы, что-то самаринское есть в ней. Я вижу, они с Андреем подружатся…»

Они шли вместе с колоннами, пристраиваясь то к одной, то к другой, сначала по широкому Московскому проспекту, через площадь Мира, потом по улице Дзержинского, где еще не было солнца и ветер дул, как в трубе. Иногда подолгу стояли, потом бежали вместе со всеми, кто-то дал Кате шарик, и она отпустила его в небо. Рядом шли французы, они держали друг друга под руки, растянувшись в длинную шеренгу.

– Знаешь, почему они так идут? – спросил Андрей.

– Почему?

– Они там у себя привыкли так ходить, такую шеренгу трудней разогнать.

Французы показывали на портреты, их было множество, удивлялись: «Lenin? Lenin?» Кате было так, будто она всю жизнь знает Андрея и всё понятно и весело. «Но кто-то плакал ночью, – вдруг вспомнила она, – кто?»

6

Совещание продолжалось уже третий час и до конца, судя по всему, было еще далеко. Что за идиотизм, сердилась Нонна, накануне праздников устроить такой хурал! Кто-то передал сзади записку, и Нонна ее машинально развернула: «Скажи им пару слов, Самед!» Записка предназначалась сидящему впереди Самеду Багирову. Нонна вытащила авторучку и приписала внизу: «Испорти им банкет, на который нас не пригласили». Багиров повернул к ней смеющееся лицо и показал записку соседу.

Соседом Багирова был недавно назначенный начальник юридического отдела Никита Малинин, первый муж Нонны. Но ни Багиров, ни кто-либо из сидящих в зале, да и во всем Геологическом управлении, где они работали, этого не знал. Поженились давно, «еще в детстве», как смеясь говорила Нонна, в детстве же и разошлись, и все главное началось потом. А в то лето сорок седьмого года как звонко летали мячи на теннисном корте в Валентиновке! Дачи стояли рядом, и генерал Малинин, отец Никиты, ничего не имел против любви своего сына к дочери генерала Голговского, отца Нонны.

Там же, в Валентиновке, снимали веранду Лида и Екатерина Дмитриевна. В то лето не поехали к тете Зине в Николаев: надо было поступать в институт, сдавать экзамены.

Познакомились случайно, собака Малининых перепрыгнула через высокий забор, чего раньше никогда не делала, и убежала в неизвестном направлении. Искали всей компанией, хохоча и догоняя друг друга, влетели во двор, где жили садовники, муж и жена, зимой они оставались в поселке сторожить генеральские дачи, и вдруг увидели на веранде незнакомых людей.

– Марьи Степановны нет, она уехала в город, будет к вечеру.

Обыкновенная эта фраза была произнесена так, что запомнилась. Наверное, потому, что голос у дамы (ее хотелось назвать именно дамой) был удивительно красив.

– Какая женщина, правда? – спросила Нонна погодя и рассердилась, что Никита ничего не заметил.

– Как можно не заметить такую женщину?

– Да она старуха! Моя мать и то моложе.

– Вот твоя мать действительно старуха, а эта женщина никогда не будет старухой, но ты этого понять не способен!

Ссорились ужасно, по каждому пустяку, мирились и ссорились снова, и лето было длинным, потом август, вступительные экзамены. Никита сдавал на юридический, а она неизвестно зачем в геологоразведочный. Возвращались на дачу в темноте, за деревьями ярко светились окна, и звезды были низкие и тоже яркие. В это время Нонна уже вовсю дружила с Лидой и была совершенно влюблена в ее мать, Екатерину Дмитриевну, вообще необычайно нравился весь уклад их дома. В августе они уже уехали из Валентиновки в город, и Нонна приходила к ним на Большую Молчановку. Окна двух высоких комнат смотрели на родильный дом Грауэрмана, где (такое совпадение!) в один и тот же год родились Лида и Нонна. Нонна приходила одна, без Никиты, он томился и ждал ее у Арбатского метро. Чувствовала: Никиту не стоит сюда приводить.

– А что, – спросила однажды Зинаида Дмитриевна, – отец Никиты тоже из этих новых генералов?

Следовало обидеться, но Екатерина Дмитриевна весело рассмеялась и, обращаясь к Нонне, сказала: «Зининого чванства хватило бы и на двух генералов».

На самом деле никакого чванства не было, она вполне имела право так сказать. Этот самодовольный генерал Малинин! А как говорил, будто резолюции зачитывал: «Вместе с тем необходимо отметить, что на сегодняшний день…»

Отец Нонны тоже не любил будущего свекра дочери. Отец был веселый, добрый человек. «Не усложняй», – говорил он Нонне, когда она при нем начинала спорить с матерью.