Читаем Как жаль, что так поздно, Париж! полностью

По усвоенной с юности и теперь уже старомодной привычке Лев Дмитриевич никогда особенно не вглядывался в приятельских жен, они были как бы за гранью его мужских интересов – чужие жены, вот и все. А Мишину жену Ларису он и видел-то всего раза три. Теперь она сидела перед ним и, слушая его рассказ про конференцию, в волнении все время снимала кольца и снова их надевала – сначала на левой, потом на правой руке. Ее лицо порозовело, а глаза под круглыми бровями уже не казались такими усталыми, как вначале. Она расспрашивала про Файнберга.

– Все уезжают, – сказала она. – Вы тоже уедете?

– Уезжают не все, – возразил он. – Мы, например, не уезжаем. – Он посмотрел на сына и еще раз твердо сказал: – Нет, мы не уезжаем.

– И правильно. – Она снова сняла кольцо с руки. – Миша никогда бы не уехал. Давайте чай пить, – сказала она без перехода, и Лева понял, что она подумала о том же, о чем и он: Мише никогда не кричали «жид»…

За чаем она рассказывала о Мише. Лев Дмитриевич удивился: как многого он, оказывается, не знал!

– Он жил на Арбате, на Собачьей площадке. Когда ее разрушали, он плакал. Он говорил, что Собачья площадка – не адрес, а образ жизни, и теперь все изменится…

– И все изменилось? – спросил Дима, покраснев.

Лариса улыбнулась.

– Конечно. Юность кончилась, и все стало другим.

Она показала им фотографии. На любительском снимке у некогда знаменитого фонтана с собакой стояли дети, щурясь от солнца, и среди них Миша.

– Не могу понять, что его нет, – сказала Лариса, вглядываясь в снимок.

Ее лицо опять сделалось усталым, и Лев Дмитриевич поднялся, прощаясь.

Значит, Мишино детство прошло на Арбате. «Собачья площадка – не адрес, а образ жизни»… Почему он не любил Ларису? То есть почему не любил ее единственной любовью? Такая славная женщина… Как волновалась, снимала кольца… А обручальное, между прочим, носит не по-вдовьи, на правой руке.

Лев Дмитриевич усмехнулся, вспомнив, как Миша говорил ему: «Тебе надо было быть писателем – ты умеешь видеть детали…»

3

Муж звонил и звал обратно, но уехать из Москвы невозможно. Во-первых, Даша, во-вторых… все остальное. Она уже насытилась заграницей, но даже не это, не это. Что-то не отпускает, не позволяет уехать. Странно, когда мать была жива, она так легко уезжала от нее, а теперь, когда ее нет… Прошлая жизнь и нынешняя переплелись, как сосновые корни. Были такие корни в ее детстве, когда они с матерью жили на даче под Ленинградом. Отец поехал в писательский Дом творчества в Комарове, а их поселил на следующей станции, в Зеленогорске. Он приезжал к ним, и они отправлялись гулять. Ходили пешком далеко в лес, на озера. Какие там были озера! Красавица, Долгое… На высоком берегу Красавицы росли сосны, она любила сидеть на их твердых корнях, свесив ноги над обрывом. Интересно, что отец никогда не говорил «Ленинград» – только «Петербург», «Питер». Как бы он теперь обрадовался, что городу вернули имя!

Вот почему она не может уехать! Почти сбылось то, о чем родители и мечтать боялись, недаром мать говорила: «Как я мучаюсь, что он не дожил до этого времени». А вот Манюня дожила, и теперь – уехать?! Все трудно, и страшно, и непонятно, что будет, но даже Дарья говорит: «Мама, я никуда не уеду. Почему мы должны уезжать?» Она знает, что и последнее замужество вовсе не принесло Манюне счастья. Значит, никакой необходимости в возвращении нет.

– Мама, разве ты так уж хочешь вернуться? Давай останемся, – говорит Даша.

Она хочет учиться в Москве, в театральном институте. Вот удивительно: родилась и выросла в Париже, а совершенно московская девочка. Это гены. Прежде всего от деда, Манюниного отца, и, значит, от Манюни, тоже вполне московской, несмотря на всех французских мужей.

Лето шло на убыль, на подмосковных дачах душными августовскими вечерами сидели перед телевизорами, ожидая неизвестно чего. «В воздухе пахнет кризисом, – нервно говорил Илья Борисович, муж сводной Манюниной сестры Люси. – Куда вы уходите? Сейчас будут “Вести”».

Манюня и Люся уходили гулять. «Надоела эта жизнь от “Вестей” до “Вестей”, – раздраженно говорила Люся. У нее начиналась одышка. – Давай посидим здесь».

Они сели на скамью между двух берез, тонкая полоса заката, разрастаясь, заливала небо.

– Неужели нельзя просто жить? – спросила Люся и сама себе ответила: – Конечно, нельзя. Ну тогда хоть делай что-нибудь, – продолжала она, – а то только впадает в еврейскую панику! Как тебе это нравится?

Манюня молчала, глядя на закат, но Люся и не ждала ответа – ей просто хотелось выговориться.

– Паникер! Ты не знаешь, что это такое – жить с паникером! Сейчас он мне предрекает гражданскую войну. Я уже устала бояться…

Она вытащила сигареты из кармана пушистого свитера с капюшоном.

– Зажигалку, конечно, дома забыла. Пойди, прикури мне сигарету.

Манюня пошла к дорожке, петляющей среди берез. Какой-то парень ехал по дорожке на велосипеде. «У вас есть спички?» – крикнула Манюня. Парень остановился и вынул из кармана зажигалку. Манюня вернулась к Люсе, держа сигарету в руке.

– …и не хочет уезжать, – говорила Люся. – А была возможность уехать в Германию.

Перейти на страницу:

Все книги серии Великие шестидесятники

Промельк Беллы
Промельк Беллы

Борис Мессерер – известный художник-живописец, график, сценограф. Обширные мемуары охватывают почти всю вторую половину ХХ века и начало века ХХI. Яркие портреты отца, выдающегося танцовщика и балетмейстера Асафа Мессерера, матери – актрисы немого кино, красавицы Анель Судакевич, сестры – великой балерины Майи Плисецкой. Быт послевоенной Москвы и андеграунд шестидесятых – семидесятых, мастерская на Поварской, где собиралась вся московская и западная элита и где родился знаменитый альманах "Метрополь". Дружба с Василием Аксеновым, Андреем Битовым, Евгением Поповым, Иосифом Бродским, Владимиром Высоцким, Львом Збарским, Тонино Гуэрра, Сергеем Параджановым, Отаром Иоселиани. И – Белла Ахмадулина, которая была супругой Бориса Мессерера в течение почти сорока лет. Ее облик, ее "промельк", ее поэзия. Романтическая хроника жизни с одной из самых удивительных женщин нашего времени.Книга иллюстрирована уникальными фотографиями из личного архива автора.

Борис Асафович Мессерер , Борис Мессерер

Биографии и Мемуары / Документальное
Олег Куваев: повесть о нерегламентированном человеке
Олег Куваев: повесть о нерегламентированном человеке

Писателя Олега Куваева (1934–1975) называли «советским Джеком Лондоном» и создателем «"Моби Дика" советского времени». Путешественник, полярник, геолог, автор «Территории» – легендарного романа о поисках золота на северо-востоке СССР. Куваев работал на Чукотке и в Магадане, в одиночку сплавлялся по северным рекам, странствовал по Кавказу и Памиру. Беспощадный к себе идеалист, он писал о человеке, его выборе, естественной жизни, месте в ней. Авторы первой полной биографии Куваева, писатель Василий Авченко (Владивосток) и филолог Алексей Коровашко (Нижний Новгород), убеждены: этот культовый и в то же время почти не изученный персонаж сегодня ещё актуальнее, чем был при жизни. Издание содержит уникальные документы и фотоматериалы, большая часть которых публикуется впервые. Книга содержит нецензурную брань

Алексей Валерьевич Коровашко , Василий Олегович Авченко

Биографии и Мемуары / Документальное
Лингвисты, пришедшие с холода
Лингвисты, пришедшие с холода

В эпоху оттепели в языкознании появились совершенно фантастические и в то же время строгие идеи: математическая лингвистика, машинный перевод, семиотика. Из этого разнообразия выросла новая наука – структурная лингвистика. Вяч. Вс. Иванов, Владимир Успенский, Игорь Мельчук и другие структуралисты создавали кафедры и лаборатории, спорили о науке и стране на конференциях, кухнях и в походах, говорили правду на собраниях и подписывали коллективные письма – и стали настоящими героями своего времени. Мария Бурас сплетает из остроумных, веселых, трагических слов свидетелей и участников историю времени и науки в жанре «лингвистика. doc».«Мария Бурас создала замечательную книгу. Это история науки в лицах, по большому же счету – История вообще. Повествуя о великих лингвистах, издание предназначено для широкого круга лингвистов невеликих, каковыми являемся все мы» (Евгений Водолазкин).В формате PDF A4 сохранен издательский макет.

Мария Михайловна Бурас

Биографии и Мемуары

Похожие книги

Адмирал Советского Союза
Адмирал Советского Союза

Николай Герасимович Кузнецов – адмирал Флота Советского Союза, один из тех, кому мы обязаны победой в Великой Отечественной войне. В 1939 г., по личному указанию Сталина, 34-летний Кузнецов был назначен народным комиссаром ВМФ СССР. Во время войны он входил в Ставку Верховного Главнокомандования, оперативно и энергично руководил флотом. За свои выдающиеся заслуги Н.Г. Кузнецов получил высшее воинское звание на флоте и стал Героем Советского Союза.В своей книге Н.Г. Кузнецов рассказывает о своем боевом пути начиная от Гражданской войны в Испании до окончательного разгрома гитлеровской Германии и поражения милитаристской Японии. Оборона Ханко, Либавы, Таллина, Одессы, Севастополя, Москвы, Ленинграда, Сталинграда, крупнейшие операции флотов на Севере, Балтике и Черном море – все это есть в книге легендарного советского адмирала. Кроме того, он вспоминает о своих встречах с высшими государственными, партийными и военными руководителями СССР, рассказывает о методах и стиле работы И.В. Сталина, Г.К. Жукова и многих других известных деятелей своего времени.Воспоминания впервые выходят в полном виде, ранее они никогда не издавались под одной обложкой.

Николай Герасимович Кузнецов

Биографии и Мемуары
100 великих гениев
100 великих гениев

Существует много определений гениальности. Например, Ньютон полагал, что гениальность – это терпение мысли, сосредоточенной в известном направлении. Гёте считал, что отличительная черта гениальности – умение духа распознать, что ему на пользу. Кант говорил, что гениальность – это талант изобретения того, чему нельзя научиться. То есть гению дано открыть нечто неведомое. Автор книги Р.К. Баландин попытался дать свое определение гениальности и составить свой рассказ о наиболее прославленных гениях человечества.Принцип классификации в книге простой – персоналии располагаются по роду занятий (особо выделены универсальные гении). Автор рассматривает достижения великих созидателей, прежде всего, в сфере религии, философии, искусства, литературы и науки, то есть в тех областях духа, где наиболее полно проявились их творческие способности. Раздел «Неведомый гений» призван показать, как много замечательных творцов остаются безымянными и как мало нам известно о них.

Рудольф Константинович Баландин

Биографии и Мемуары
100 великих интриг
100 великих интриг

Нередко политические интриги становятся главными двигателями истории. Заговоры, покушения, провокации, аресты, казни, бунты и военные перевороты – все эти события могут составлять только часть одной, хитро спланированной, интриги, начинавшейся с короткой записки, вовремя произнесенной фразы или многозначительного молчания во время важной беседы царствующих особ и закончившейся грандиозным сломом целой эпохи.Суд над Сократом, заговор Катилины, Цезарь и Клеопатра, интриги Мессалины, мрачная слава Старца Горы, заговор Пацци, Варфоломеевская ночь, убийство Валленштейна, таинственная смерть Людвига Баварского, загадки Нюрнбергского процесса… Об этом и многом другом рассказывает очередная книга серии.

Виктор Николаевич Еремин

Биографии и Мемуары / История / Энциклопедии / Образование и наука / Словари и Энциклопедии