Читаем Как жаль, что так поздно, Париж! полностью

– Да? – удивилась Манюня. – Ты мне никогда не говорила, что вы хотите уехать.

– Я, допустим, не хочу. Но если ты так паникуешь, то почему не уезжаешь?

Манюня засмеялась:

– Ты даже не замечаешь, что все время говоришь не со мной, а с Ильей.

– Потому что я уже свихнулась. Мне все надоело.

Они медленно пошли березовым леском к даче. Подходя к калитке, увидели: Даша, размахивая руками, что-то рассказывает Илье Борисовичу, а тот, сидя напротив за садовым столом, хохочет, вытирая глаза платком.

– О чем вы? – спросила Люся, подходя и целуя племянницу. – Ты давно приехала? Поела? Как экзамен?

– Вот она и рассказывает про экзамен. – Илья Борисович встал и пододвинул жене шезлонг.

– Если ты и на экзамене так размахивала руками, то, разумеется, на второй тур не попала, – стоя перед дочерью, холодно сказала Манюня.

– А вот и нет! – торжествующе воскликнула Даша. – Меня приняли без второго тура!

– Не может быть. Неужели?!

– Да, да, – кричала Даша, прыгая вокруг стола. – И хоть ты мне не советовала, я читала бабушкины стихи.

Она вдруг остановилась и, подняв руку над головой, щелкнула пальцами, как кастаньетами. Глаза ее сделались таинственными, не Дашиными.

– И щелкнула застежка бус, – сказала она взволнованным голосом. Рука упала вниз, а глаза посмотрели далеко все с той же таинственностью. – И снова, как в былые годы / К твоим ногам бросаю груз, – она не взмахнула рукой, лишь слегка отвела узкую кисть, а создалось впечатление, будто бросила что-то. – Вдруг опостылевшей свободы!

И с такой вольностью прозвучало последнее слово, что Манюня ахнула. Она ведь не хотела, чтобы Даша читала эти стихи на экзамене, боялась контраста между шестнадцатилетней девочкой и этими строчками, с их женской страстью. А как она прочла их, удивительно! Люся тяжело поднялась с шезлонга, подошла к Даше.

– Умница моя! – В глазах ее стояли слезы. – Если бы наш отец мог тебя видеть…

– А он не знал этих стихов, – сказала Манюня.

– Ну и что? – сказала Люся, поднимаясь на веранду. – Не в этом дело.

И все-таки в этом, в этом. Мать никогда не была спокойна, ее мучили ревность, страх, что он больше не придет, и еще – неукротимая совесть. Когда Манюня родилась, той, другой девочке было восемь лет. Мать всегда помнила, что есть Люся…

Люся вернулась, неся на подносе бутылку шампанского и четыре бокала темного стекла. Они никогда не были похожи, Люся и Манюня. Разные матери, разные жизни.

– Ты моя умница, – сказала Люся, прижавшись щекой к Дашиному лицу.

Илья Борисович колдовал над пробкой.

Ночное небо в августе полно звезд. «Сколько звезд!» – думает Даша, запрокинув голову. В комнаты идти не хочется, там телевизор, разговоры… Хочется стоять посреди сада, запрокинув голову, и чувствовать счастье.

Если бы они спросили, чьи это стихи, она сказала бы: «Их написала моя бабушка, когда была молодой». Но они ни о чем не спросили, а она так тщательно готовилась к этому ответу. Зато когда читала Блока, тот, что сидел с правого края, сказал: «“Роза и крест”. Замечательный выбор». А ведь это тоже из-за бабушки. «Радость – Страданье одно!» Тот последний разговор перед их отъездом в Париж. Как долго она искала, перечитала всего Блока, спрашивать ни у кого не хотелось, хотелось найти самой. И нашла!

«Ставь же свой парус косматый, / Меть свои крепкие латы / Знаком креста на груди!»

Зачем мама и тетя Люся скрывают от нее то, о чем она давно узнала? Семейные тайны! Прямо как в старинных романах! Что особенного в том, что бабушка любила тети-Люсиного отца, а у того были жена и ребенок?

Тетя Люся и мама не похожи ни в чем. Вообще странно, что они так дружат. Именно дружат, а не потому, что сестры. У тети Люси больное сердце, и каждый раз, когда в Париже звонит междугородняя, мама пугается. «Представь, – сказала она как-то Даше. – Я почему-то не страшусь за маму, а вот за Люсю…»

В июле, после похорон Каролины Александровны, когда возвращались из крематория на Тверскую, Люся, сидя рядом с Дашей на заднем сиденье машины, сказала ей: «Какой яркой женщиной, ты и не представляешь, была твоя бабушка в молодости!»

Манюня сидела впереди, закрыв глаза, мельканье машин раздражало. Матери было уже за сорок, когда Люся в первый раз увидела ее. В самом деле, она долго оставалась молодой, но все же это уже не было молодостью. «Какой яркой женщиной, ты и не представляешь…»

Никто не понял ее до конца. Манюня тоже и, уж конечно, отец. Именно те, кого мы любим, никогда нас не понимают. Манюня открыла глаза, уже въехали на Тверскую. У памятника Пушкину колыхались красные флаги, кто-то что-то кричал в мегафон, женщина держала над головой плакат: «Возродим Советский Союз!», лицо у нее было ожесточенное.

– Господи! – сказала Люся. – Не унимаются, бешеные!

Шофер усмехнулся:

– А чего им униматься, когда на их стороне правда?

Люся хотела ввязаться в спор, но передумала, промолчала: если бы они ехали не с похорон… Манюня опять закрыла глаза. «Что же будет с родиной и с нами?» – подумала она словами недавно услышанной по телевизору песни.

Перейти на страницу:

Все книги серии Великие шестидесятники

Промельк Беллы
Промельк Беллы

Борис Мессерер – известный художник-живописец, график, сценограф. Обширные мемуары охватывают почти всю вторую половину ХХ века и начало века ХХI. Яркие портреты отца, выдающегося танцовщика и балетмейстера Асафа Мессерера, матери – актрисы немого кино, красавицы Анель Судакевич, сестры – великой балерины Майи Плисецкой. Быт послевоенной Москвы и андеграунд шестидесятых – семидесятых, мастерская на Поварской, где собиралась вся московская и западная элита и где родился знаменитый альманах "Метрополь". Дружба с Василием Аксеновым, Андреем Битовым, Евгением Поповым, Иосифом Бродским, Владимиром Высоцким, Львом Збарским, Тонино Гуэрра, Сергеем Параджановым, Отаром Иоселиани. И – Белла Ахмадулина, которая была супругой Бориса Мессерера в течение почти сорока лет. Ее облик, ее "промельк", ее поэзия. Романтическая хроника жизни с одной из самых удивительных женщин нашего времени.Книга иллюстрирована уникальными фотографиями из личного архива автора.

Борис Асафович Мессерер , Борис Мессерер

Биографии и Мемуары / Документальное
Олег Куваев: повесть о нерегламентированном человеке
Олег Куваев: повесть о нерегламентированном человеке

Писателя Олега Куваева (1934–1975) называли «советским Джеком Лондоном» и создателем «"Моби Дика" советского времени». Путешественник, полярник, геолог, автор «Территории» – легендарного романа о поисках золота на северо-востоке СССР. Куваев работал на Чукотке и в Магадане, в одиночку сплавлялся по северным рекам, странствовал по Кавказу и Памиру. Беспощадный к себе идеалист, он писал о человеке, его выборе, естественной жизни, месте в ней. Авторы первой полной биографии Куваева, писатель Василий Авченко (Владивосток) и филолог Алексей Коровашко (Нижний Новгород), убеждены: этот культовый и в то же время почти не изученный персонаж сегодня ещё актуальнее, чем был при жизни. Издание содержит уникальные документы и фотоматериалы, большая часть которых публикуется впервые. Книга содержит нецензурную брань

Алексей Валерьевич Коровашко , Василий Олегович Авченко

Биографии и Мемуары / Документальное
Лингвисты, пришедшие с холода
Лингвисты, пришедшие с холода

В эпоху оттепели в языкознании появились совершенно фантастические и в то же время строгие идеи: математическая лингвистика, машинный перевод, семиотика. Из этого разнообразия выросла новая наука – структурная лингвистика. Вяч. Вс. Иванов, Владимир Успенский, Игорь Мельчук и другие структуралисты создавали кафедры и лаборатории, спорили о науке и стране на конференциях, кухнях и в походах, говорили правду на собраниях и подписывали коллективные письма – и стали настоящими героями своего времени. Мария Бурас сплетает из остроумных, веселых, трагических слов свидетелей и участников историю времени и науки в жанре «лингвистика. doc».«Мария Бурас создала замечательную книгу. Это история науки в лицах, по большому же счету – История вообще. Повествуя о великих лингвистах, издание предназначено для широкого круга лингвистов невеликих, каковыми являемся все мы» (Евгений Водолазкин).В формате PDF A4 сохранен издательский макет.

Мария Михайловна Бурас

Биографии и Мемуары

Похожие книги

Адмирал Советского Союза
Адмирал Советского Союза

Николай Герасимович Кузнецов – адмирал Флота Советского Союза, один из тех, кому мы обязаны победой в Великой Отечественной войне. В 1939 г., по личному указанию Сталина, 34-летний Кузнецов был назначен народным комиссаром ВМФ СССР. Во время войны он входил в Ставку Верховного Главнокомандования, оперативно и энергично руководил флотом. За свои выдающиеся заслуги Н.Г. Кузнецов получил высшее воинское звание на флоте и стал Героем Советского Союза.В своей книге Н.Г. Кузнецов рассказывает о своем боевом пути начиная от Гражданской войны в Испании до окончательного разгрома гитлеровской Германии и поражения милитаристской Японии. Оборона Ханко, Либавы, Таллина, Одессы, Севастополя, Москвы, Ленинграда, Сталинграда, крупнейшие операции флотов на Севере, Балтике и Черном море – все это есть в книге легендарного советского адмирала. Кроме того, он вспоминает о своих встречах с высшими государственными, партийными и военными руководителями СССР, рассказывает о методах и стиле работы И.В. Сталина, Г.К. Жукова и многих других известных деятелей своего времени.Воспоминания впервые выходят в полном виде, ранее они никогда не издавались под одной обложкой.

Николай Герасимович Кузнецов

Биографии и Мемуары
100 великих гениев
100 великих гениев

Существует много определений гениальности. Например, Ньютон полагал, что гениальность – это терпение мысли, сосредоточенной в известном направлении. Гёте считал, что отличительная черта гениальности – умение духа распознать, что ему на пользу. Кант говорил, что гениальность – это талант изобретения того, чему нельзя научиться. То есть гению дано открыть нечто неведомое. Автор книги Р.К. Баландин попытался дать свое определение гениальности и составить свой рассказ о наиболее прославленных гениях человечества.Принцип классификации в книге простой – персоналии располагаются по роду занятий (особо выделены универсальные гении). Автор рассматривает достижения великих созидателей, прежде всего, в сфере религии, философии, искусства, литературы и науки, то есть в тех областях духа, где наиболее полно проявились их творческие способности. Раздел «Неведомый гений» призван показать, как много замечательных творцов остаются безымянными и как мало нам известно о них.

Рудольф Константинович Баландин

Биографии и Мемуары
100 великих интриг
100 великих интриг

Нередко политические интриги становятся главными двигателями истории. Заговоры, покушения, провокации, аресты, казни, бунты и военные перевороты – все эти события могут составлять только часть одной, хитро спланированной, интриги, начинавшейся с короткой записки, вовремя произнесенной фразы или многозначительного молчания во время важной беседы царствующих особ и закончившейся грандиозным сломом целой эпохи.Суд над Сократом, заговор Катилины, Цезарь и Клеопатра, интриги Мессалины, мрачная слава Старца Горы, заговор Пацци, Варфоломеевская ночь, убийство Валленштейна, таинственная смерть Людвига Баварского, загадки Нюрнбергского процесса… Об этом и многом другом рассказывает очередная книга серии.

Виктор Николаевич Еремин

Биографии и Мемуары / История / Энциклопедии / Образование и наука / Словари и Энциклопедии