Читаем Как жаль, что так поздно, Париж! полностью

Так ни до чего и не договорились, ссорились, Манюня злилась на мать, Каролина Александровна с непреклонным лицом пила капли, Даша все силилась вспомнить, что она такое хотела спросить у бабушки, что-то очень важное хотела спросить…

Через два дня после их отъезда Каролина Александровна умерла.

2

«Жид! Жид!» – кричали мальчишки, прыгая вокруг него. Что на свете горше бессильной обиды, затравленного одиночества в толпе? Хоть и толпа насквозь известная, да и какая толпа? Витька из шестой квартиры да два Игоря из соседнего двора. Вчера еще дружили, лазали вместе на чердак и там затягивались сигаретой, которую он-то и нашел на своей лестнице. Целая сигарета валялась на площадке между третьим и вторым этажом. Он жил на третьем, Витька – на втором, им было по шесть с половиной лет, Игорю-маленькому – семь, а Игорю-большому – восемь.

«Жид! Жид!» – прыгали они вокруг него. А он еще вчера удивился, когда услышал, как со второго этажа в открытые окна несся истошный голос Витькиной матери: «Это кто ж тебя научил курить? Жиденок?» «Кто это – жиденок?» – удивился Лева и пожалел Витьку: вечно ему достается, потому что Витькина мать не работает, сидит дома и все видит.

Левины родители приходят поздно, чаще всего, когда он уже спит. Он сам стелет себе постель, ужинает под присмотром соседки Антонины Елисеевны, про которую Левина мать говорит: «Нам ее Бог послал», и отправляется спать. Иногда сквозь сон слышит, как мама, вернувшись, целует его и шепчет: «Маленький мой, бедненький». Лева мог бы, конечно, проснуться, но так сладко спать под мамин теплый шепот, что он снова крепко засыпает улыбаясь…

Теперь ему иногда кажется, что в детстве он вообще не видел родителей – они всегда отсутствовали, и все его детские впечатления связаны не с ними. «Вот и Димка так», – пугается Лев Дмитриевич, думая о сыне. Он думает о нем постоянно, но видит редко, в последнее время особенно, когда втянулся в этот круговорот. Однажды, в самом начале, на митинге в Лужниках ему, стоящему на трибуне, крикнули: «Жид!» Он обернулся. Показалось, Витька, постаревший Витька в ондатровой ушанке что-то кричит и улыбается зло.

Толпа заслонила «Витьку», да и, конечно, это был не он, но с детства знакомая бессильная обида в который раз шевельнулась в душе. Он снова подумал о сыне, о том, что совсем не видит его.

В прошлом году, когда Димины бабушка и дедушка уезжали с семьей старшей дочери в Америку, Лев Дмитриевич испытал шок: в одну из встреч с бывшей женой услышал:

– Имей в виду, мы с Димой тоже поедем. Вслед за ними.

– Почему «мы с Димой»? У Димы, слава богу, своя голова на плечах.

– Вот именно, – удовлетворенно сказала жена. – У него своя голова на плечах. Ты-то думаешь, что – твоя.

Он как раз так не думал. Мальчик умеет быть самостоятельным, и прекрасно. При чем тут Америка? У всех на языке «Америка! Америка!»

– Не все такие храбрые, как ты, – сказала тогда жена.

После развода она почему-то не вышла замуж, как собиралась, но его это уже не волновало. Все давно отболело, давным-давно, одна привязанность на земле – Димка.

– Как ты относишься к Америке? – спросил он его напрямик. – Хочешь там жить?

– Да ты что! – рассмеялся Димка. – Тебя, наверное, мать пугает?

Димке девятнадцать лет, он учится в университете, будет, как и отец, математиком.

А тогда, после митинга, Лев Дмитриевич подумал: «Рассказать Диме или не стоит, как мне крикнули вчера “Жид”? Конечно, не стоит, хотя…» Несколько лет назад они впервые заговорили об этом. «Папа, почему все не любят евреев?» – спросил сын. Что он мог ответить? Он говорил и говорил, не умолкая, цитировал Ницше – или это был не Ницше? – «человек принадлежит к той нации, на языке которой мыслит»[17]; читал Слуцкого – «ношу в себе, как заразу, проклятую эту расу»; рассказывал о Христе и об Эйнштейне. Выворачивался наизнанку, как актер, как клоун, он дал бы себе отрезать руку – да что там! – возьмите всё и еще жизнь, но не дайте моему мальчику испытать то, что испытываю я, когда мне кричат: «Жид!»

Это был тяжелый разговор. Для него. А Димка слушал с интересом, он так и сказал: «Как интересно, пап! Выходит, евреи – исключительная нация?» Лев Дмитриевич ахнул: объяснил, называется.

– Совсем нет, ты что?! Нацизм какой-то. Разве я об этом тебе толковал?

– Об этом…

– Ни в коем случае! Нет исключительных наций, запомни это, есть только исключительные личности.

– Ну тогда я сделаюсь исключительной личностью, – засмеялся Димка.

Ему было пятнадцать лет, он еще не вырос в сегодняшнего двухметрового, но и сегодняшний вызывает в отце все такое же щемящее беспокойство, и так, видимо, будет всегда.

Перейти на страницу:

Все книги серии Великие шестидесятники

Промельк Беллы
Промельк Беллы

Борис Мессерер – известный художник-живописец, график, сценограф. Обширные мемуары охватывают почти всю вторую половину ХХ века и начало века ХХI. Яркие портреты отца, выдающегося танцовщика и балетмейстера Асафа Мессерера, матери – актрисы немого кино, красавицы Анель Судакевич, сестры – великой балерины Майи Плисецкой. Быт послевоенной Москвы и андеграунд шестидесятых – семидесятых, мастерская на Поварской, где собиралась вся московская и западная элита и где родился знаменитый альманах "Метрополь". Дружба с Василием Аксеновым, Андреем Битовым, Евгением Поповым, Иосифом Бродским, Владимиром Высоцким, Львом Збарским, Тонино Гуэрра, Сергеем Параджановым, Отаром Иоселиани. И – Белла Ахмадулина, которая была супругой Бориса Мессерера в течение почти сорока лет. Ее облик, ее "промельк", ее поэзия. Романтическая хроника жизни с одной из самых удивительных женщин нашего времени.Книга иллюстрирована уникальными фотографиями из личного архива автора.

Борис Асафович Мессерер , Борис Мессерер

Биографии и Мемуары / Документальное
Олег Куваев: повесть о нерегламентированном человеке
Олег Куваев: повесть о нерегламентированном человеке

Писателя Олега Куваева (1934–1975) называли «советским Джеком Лондоном» и создателем «"Моби Дика" советского времени». Путешественник, полярник, геолог, автор «Территории» – легендарного романа о поисках золота на северо-востоке СССР. Куваев работал на Чукотке и в Магадане, в одиночку сплавлялся по северным рекам, странствовал по Кавказу и Памиру. Беспощадный к себе идеалист, он писал о человеке, его выборе, естественной жизни, месте в ней. Авторы первой полной биографии Куваева, писатель Василий Авченко (Владивосток) и филолог Алексей Коровашко (Нижний Новгород), убеждены: этот культовый и в то же время почти не изученный персонаж сегодня ещё актуальнее, чем был при жизни. Издание содержит уникальные документы и фотоматериалы, большая часть которых публикуется впервые. Книга содержит нецензурную брань

Алексей Валерьевич Коровашко , Василий Олегович Авченко

Биографии и Мемуары / Документальное
Лингвисты, пришедшие с холода
Лингвисты, пришедшие с холода

В эпоху оттепели в языкознании появились совершенно фантастические и в то же время строгие идеи: математическая лингвистика, машинный перевод, семиотика. Из этого разнообразия выросла новая наука – структурная лингвистика. Вяч. Вс. Иванов, Владимир Успенский, Игорь Мельчук и другие структуралисты создавали кафедры и лаборатории, спорили о науке и стране на конференциях, кухнях и в походах, говорили правду на собраниях и подписывали коллективные письма – и стали настоящими героями своего времени. Мария Бурас сплетает из остроумных, веселых, трагических слов свидетелей и участников историю времени и науки в жанре «лингвистика. doc».«Мария Бурас создала замечательную книгу. Это история науки в лицах, по большому же счету – История вообще. Повествуя о великих лингвистах, издание предназначено для широкого круга лингвистов невеликих, каковыми являемся все мы» (Евгений Водолазкин).В формате PDF A4 сохранен издательский макет.

Мария Михайловна Бурас

Биографии и Мемуары

Похожие книги

Адмирал Советского Союза
Адмирал Советского Союза

Николай Герасимович Кузнецов – адмирал Флота Советского Союза, один из тех, кому мы обязаны победой в Великой Отечественной войне. В 1939 г., по личному указанию Сталина, 34-летний Кузнецов был назначен народным комиссаром ВМФ СССР. Во время войны он входил в Ставку Верховного Главнокомандования, оперативно и энергично руководил флотом. За свои выдающиеся заслуги Н.Г. Кузнецов получил высшее воинское звание на флоте и стал Героем Советского Союза.В своей книге Н.Г. Кузнецов рассказывает о своем боевом пути начиная от Гражданской войны в Испании до окончательного разгрома гитлеровской Германии и поражения милитаристской Японии. Оборона Ханко, Либавы, Таллина, Одессы, Севастополя, Москвы, Ленинграда, Сталинграда, крупнейшие операции флотов на Севере, Балтике и Черном море – все это есть в книге легендарного советского адмирала. Кроме того, он вспоминает о своих встречах с высшими государственными, партийными и военными руководителями СССР, рассказывает о методах и стиле работы И.В. Сталина, Г.К. Жукова и многих других известных деятелей своего времени.Воспоминания впервые выходят в полном виде, ранее они никогда не издавались под одной обложкой.

Николай Герасимович Кузнецов

Биографии и Мемуары
100 великих гениев
100 великих гениев

Существует много определений гениальности. Например, Ньютон полагал, что гениальность – это терпение мысли, сосредоточенной в известном направлении. Гёте считал, что отличительная черта гениальности – умение духа распознать, что ему на пользу. Кант говорил, что гениальность – это талант изобретения того, чему нельзя научиться. То есть гению дано открыть нечто неведомое. Автор книги Р.К. Баландин попытался дать свое определение гениальности и составить свой рассказ о наиболее прославленных гениях человечества.Принцип классификации в книге простой – персоналии располагаются по роду занятий (особо выделены универсальные гении). Автор рассматривает достижения великих созидателей, прежде всего, в сфере религии, философии, искусства, литературы и науки, то есть в тех областях духа, где наиболее полно проявились их творческие способности. Раздел «Неведомый гений» призван показать, как много замечательных творцов остаются безымянными и как мало нам известно о них.

Рудольф Константинович Баландин

Биографии и Мемуары
100 великих интриг
100 великих интриг

Нередко политические интриги становятся главными двигателями истории. Заговоры, покушения, провокации, аресты, казни, бунты и военные перевороты – все эти события могут составлять только часть одной, хитро спланированной, интриги, начинавшейся с короткой записки, вовремя произнесенной фразы или многозначительного молчания во время важной беседы царствующих особ и закончившейся грандиозным сломом целой эпохи.Суд над Сократом, заговор Катилины, Цезарь и Клеопатра, интриги Мессалины, мрачная слава Старца Горы, заговор Пацци, Варфоломеевская ночь, убийство Валленштейна, таинственная смерть Людвига Баварского, загадки Нюрнбергского процесса… Об этом и многом другом рассказывает очередная книга серии.

Виктор Николаевич Еремин

Биографии и Мемуары / История / Энциклопедии / Образование и наука / Словари и Энциклопедии