Как умирала Вера

Только вот что он будет делать с Эллой? Ни одного упоминания не прозвучало ни о ней, ни о ее реакции на то, что операция не состоялась. Впрочем, тут тоже все ясно. Главное для Фишера – предъявить Эллу страховщикам, и сегодня он сделает это с ее, Вериной, помощью. И будь у Веры уверенность, что с Даной все в порядке, у нее был бы шанс на спасение благодаря этим людям. Но ради Даны ей придется слушаться Фишера и подыгрывать ему в его грязных махинациях. Ей, конечно же, нет никакого дела до того, кому из Фишеров достанется их несметное совместно нажитое богатство, но понятно, что после завершения сделки ни Элла, ни Вера не будут нужны Герману. Может быть, забавы ради он даже попробует повторить попытку проведения операции.

Однако на этот счет неуверенность только возрастала. Вера чувствовала себя настолько странно, что уже начинала сомневаться в способности Фишера вернуть ее к жизни – к нормальной жизни. С другой стороны, о нормальной жизни лучше и не мечтать, ведь только так она будет застрахована от дальнейших покушений на свое тело.

Кому нужен организм, не чувствующий голода, холода, лишившийся здорового сна? Да даже душ Вера принимала больше по привычке. Она не потела, не чувствовала какой-либо несвежести, никаких запахов, которым свойственно появляться при отсутствии регулярных водных процедур. Она, пожалуй, и в душ-то ходила лишь за тем, чтобы убедить саму себя, что свежесть ее тела – это результат элементарного соблюдения личной гигиены. Какое-то время Вера объясняла это еще и тем, что она давно не посещала туалет, а этот факт вроде как логично вытекал из отсутствия приема пищи. Но ведь неизбежно же должен был последовать дискомфорт в желудке, признаки обезвоживания! Но ничего подобного девушка не ощущала.

Она хорошо помнила один момент, когда все еще было по-другому. После того, как препарат перестал действовать, Вера, очнувшись от забытья, тянувшегося несколько дней, поразилась зловонию, исходившему от собственного тела. Она часа три просидела в ванной, а после этого в столовой всеми способами сдерживалась, чтобы не накинуться на обед и не выдать свое неравнодушие к еде, ведь препарат притупляет аппетит.

В большей степени странности своего организма она считала именно последствиями приема препарата. Обязана ли она ему же своей феноменальной памятью? Тут Вера сомневалась. Она объясняла это, скорее, особенностями собственной психики: долгое ежеминутное ожидание неизбежной смерти заставило ее жизнь буквально пролетать перед глазами вновь и вновь, обнажая ее мельчайшие подробности. Вере стало интересно, не испытывают ли чего-то подобного заключенные, приговоренные к казни. Быть может, это явление вообще свойственно ожидающим смерти. Но девушка никогда ничем подобным не интересовалась. Последнее, чем она могла бы увлечься в этой жизни, – это психология смертников.

Помимо данного себе обещания усыновить ребенка, Вера поклялась, что начнет расширять свой кругозор, если выберется отсюда. Уже сейчас ей казалось, что она обладает некими знаниями, бывшими доселе ей недоступными. Вероятно, к ней поступала информация из подсознания, чему она обязана каналу, открывшемуся в ней в результате перенесенного стресса. Но так или иначе, все больше ответов на вопросы, обращенные изначально в пустоту, Вера находила непосредственно в себе.

Даже сейчас, сидя за большим круглым столом в гостиной в ожидании юристов и страховщиков, Вера откуда-то уже знала досконально, что будет здесь происходить, о чем пойдет разговор, какие бумаги ей предложат подписать и для чего. К слову, юриспруденцией и правом Вера тоже никогда не интересовалась, а единственной страховкой, которую она оформляла в своей жизни, был полис ОСАГО.

Место переговоров перенесли из кабинета в гостиную неслучайно. К назначенному времени пятеро человек в костюмах, не считая Веры и Фишера, разместились за столом. Герман не скрывал воодушевления. Очевидно, он ждал этого дня не один год и сегодня, как никогда, верил в удачу.

Образ Веры пришелся ему по душе. Взглянув на нее в гриме, он не смог сдержать довольной улыбки.

Вера никак не участвовала в переговорах, а только рассеянно подписывала хорошо отрепетированной закорючкой подсовываемые ей бумаги. С каждым оформленным документом восторг Фишера от происходящего все более возрастал.