–
– Меня Михаилом зовут, – обиженно отозвался он, спуская ноги вниз.
– Не дорос, – отрезал я, – Когда на волю выйдешь, то тогда будешь гордо именоваться Михаилом как-тебя-там.
– Ты только не смейся. Моего папу зовут Гелий. Это значит «солнечный».
– Как? – я чуть не подавился дымом от сигареты, – И ты с таким отчеством решил посетить тюрьму? Ну ты, брат, силён! А фамилия у тебя случайно не Петухов?
– Нет. Я Дятлов.
Я обессилено сел на табуретку и только через несколько минут смог из себя выдавить, булькая от восторга:
– Ми-хуил, блин… Гей-я-ВИЧ, блин… да ещё и Дятлов. Радуйся, что следак по-русски не догоняет. Повезло. Да, тебе надо срочно в Европарламент баллотироваться… без голосования и длинной очереди. Только стань англофилом. Представляешь, какая у тебя шикарная будет вывеска на двери:
Миша наморщил лоб, но промолчал.
– Будешь везде почётным гостем.
– Почему?
– За свежий подход к ведению бизнеса, который был полностью предопределён твоими родителями.
– Но меня же посадили?
– Это досадная случайность. В следующий раз… ты знаешь, что за зверь такой
– Нет.
– Не важно. Это следующий этап твоего перспективного ведения тайной бухгалтерии. Новое течение. Громкое соло для невероятного контрабаса… Ладно, садись к столу. Просто молча поешь.
Миша откусил кусок пирога и замычал от восторга.
– Знаю, сам тащусь от разных человеческих талантов,
– Я Михаил Гелиевич.
– Извините покорно, господин Дятлов, скоро наизусть заучу. Теперь вот заметно, что порозовел, а то ты так зачётно синел и уже ласты активно клеил.
– Какие ласты?
– Астральные. Что у тебя ещё припасено?
– Как узнал?
– По отчеству.
– Скажи, как? Я же про деньги ничего не говорил?
– Не тормози.
– Ты, что, хохол?
– В этом не уверен, но в детстве часто отдыхал в Астраханской области. Там и нахватался. Рыбалка, чёрная икра и сало в этом деле – верный друг и помощник. Так что там с твоими
– Когда меня арестовывали, я успел 50 евро засунуть в маленький кармашек на джинсах. Когда обыскивали, то не заметили. Вот, – он вытащил из кармашка сложенный в квадратик полтинник и бережно развернул.
– Ну, и что ты с таким богатством собираешься делать? Купить мимолётную благосклонность вертухайши или щедро заказать большую пиццу?
– Что-нибудь найду.
– Где?
– Не знаю.
– Слушай, гений-контрабасист, дуй прямо сейчас к вертухаю… о, чёрт, вместе пошли… я лучше сам переведу, а то точно отправят тебя местный карцер неделю стенку полировать.
Во время моего рассказа о стрессовой забывчивости сокамерника, вертухай метал злобные взгляды на Мишу, но особо выступать не стал. Молча забрал деньги, негромко побурчал, залезая в свой комп, и внёс их на его счёт. Нижние вертухаи лопухнулись, а он подчистил их огрех. Всё шито-крыто и без последствий.
– Теперь можешь смело их потратить в магазине, – сообщил я Мише, – И не занимайся больше самодеятельностью. Здесь бюрократия правит бал.
– Какой бал?
– Пенитенциарный.
– Это что, что-то с членом связано?
– Спасибо. Как ты думаешь, мне мою машину потом вернут?
– Догонят и ещё раз вернут. Это же орудие злостного преступления. Ты ведь в ней тайников немеряно намастрячил?
– Да.
– Вот и будет она экспонатом в местном криминальном музее.
Миша явственно всхлипнул. Мне стала немного стыдно.
– Слушай, а сколько лет твоему Кенгуру?
– У меня
– Потому, что сумчатая. Так сколько?
– Чуть больше девяти, но она совсем как новенькая.
– Тогда расслабься. Вернут тебе твою бедолагу. Точнее насильно всучат при выходе, даже бензином отоварят. Чтобы ты на Родину не мозолями кирзачи топал, а чинно сопроводил почтенную старушку подальше с глаз долой. Самобеглая некрофилия здесь не в моде. Иначе придётся не только тебя в приличных условиях содержать, но и сильно потратиться на утилизацию.
– Скорей бы, – мечтательно вздохнул Миша, – Сразу рвану в «Макдональдс».
– Провериться на «триаду Макдональда»238?
– А это с чем?
– Супер аксиома жизни без всяких добавок. Если хоть раз помочился в постели, поджёг что-нибудь чужое или кошку с восторгом помучил, то раз… и ты уже серийный убийца. Науку, Михаил Гелиеч, не обманешь. Куда не ходи. В ресторан или в твою любимую…
Он надолго задумался, но потом, до самого моего отбытия, так ни разу и не спросил, а за что я тут сам сижу.