Как стать контрабандистом

– Удивите меня, – уже не особо сдерживаясь, буркнул я.

Всё это стало откровенно надоедать. Башка и так уже кипит как чайник, язык вообще как рашпиль, а тут сейчас опять пойдёт веер пальцев в небо.

Прокурор ещё раз потряс бумагами и шарахнул ими об свой стол. Торжественно достал какие-то склеенные листы и развернул их как гармошку. Издалека показал сначала судье, потом моему адвокату. Сделал пару шагов из-за стола и повернулся ко мне.

– Что это? – в голосе было столько трагизма, что я даже на секунду его пожалел.

На склеенных листах миллиметровки скакала жирная ломаная линия.

– Ваша кардиограмма? – сделал я первую попытку угадать.

– Нет.

– Моя кардиограмма?

– Нет. Это ваши преступления!

– А почему они так прыгают? – я действительно не понимал, чем он там так активно трясёт.

– Это поступления денег на ваш счёт и ваши оплаты. Видите? Зубцы – это поступления денег, а эти глубокие впадины – это ваши платежи.

– Ну и что? Вы считаете, что я должен был просто присваивать себе клиентские деньги? Недолго бы наслаждался.

– Вы делаете признание?

– В чём? – тут надо поосторожнее, а то, как потом пойдёт писать эта губерния, что все их косяки сразу точно моими станут.

– Вы буквально сразу отправляли неизвестным лицам очень большие средства.

– Господин прокурор! Неизвестным лицам я могу подать милостыню. А все получатели платежей хорошо известны. И это совершенно нормальные юридические лица.

– Но вы им платили практически сразу.

– А что, считаете, обязан был специально помариновать? Контракты готовятся несколько месяцев. После их подписания также проходит масса времени, пока в России оформят свои чумурудные паспорта сделок, а банки соблаговолят сделать по ним перечисления. Да, и не забывайте, что в России очень дорогие деньги.

– Вы увиливаете. Это чистейшее отмывание преступных доходов!

Кадаврик торжественно возложил перед судьёй свою простыню, гордо вернулся за свой стол и откровенно вылупился на меня как размороженный судак.

– А, может, и мне это художество поближе покажете? – мой голос предательски завибрировал.

Но этот вопрос все дружно проигнорировали. Ещё чуть-чуть и я, как намедни судья, сорвусь на бабий визг. При этом в голове зародился пока только один, но уже не лишённый смысла кусок фразы: «… точно родом из уродов».

Судья, склонив голову, молча водила пальцем по начертанной линии и что-то сосредоточенно раздумывала. Потом поманила прокурора и стала с ним тихо переговариваться. Я перевёл взгляд на Тони, но тот быстро писал, просто неприлично оттопырив ухо в сторону моего шепчущего сына. Опять я один тут не при делах.

Прокурор вдруг засучил ножками, как только что родившийся жеребёнок, и, смешно подвзбрыкивая, быстро посеменил к своему столу. Стал рывками просматривать бумаги, небрежно отбрасывая ненужные, набирая на сгиб левой руки увесистую стопку.

– Меня это нервирует, – пожаловался я переводчице, – Этот междусобойчик с подскоками точно не к добру.

– Ничем не могу помочь, – меланхолично ответила она, – Я их отсюда не слышу.

– Мне одного вида хватает.

– Не знаю. А эти документы… их же, наверное, ваш следователь для прокурора подготовил?

– Есть там один такой. Мусор грязи не боится.

– Извините?

– Нервы пошаливают… не обращайте внимания. Конечно их следователь подготовил. Он здесь в предбаннике с утра томится.

– А разве вы не знаете, что там?

– Нет. Тут нужна очень богатая фантазия.

Судья прямо-таки барским движением руки отпустила прокурора на место и громко стукнула молотком.

– Вы можете объяснить, почему в этой таблице не указаны ни получатели денег, ни цели таких огромных платежей?

– Не могу, – я уже стал слегка переливаться желчью, – Это должно быть адресовано к составителю этого зубастого графика. Я его вообще никогда в глаза не видел, а мне никто и никаких вопросов по нему не задавал.

Судья медленно повернулась к прокурору. Тот вздёрнул головой, сорвался с места, нежно вытянул из-под носа у судьи свою бесценную «гармошку», остановился в метре от нашего стола и развернул перед моим лицом.

– А можно это положить на стол? Ни лапать, ни лопать не стану, – спохватился я поздно, но переводчица меня вообще не стала переводить.

Прокурор и без её помощи отрицательно покачал головой. Я, слегка прищурившись, стал всматриваться в график. По вертикали выставлена шкала в евро от ста тысяч до двух миллионов, по горизонтали период за последние три года. Вычерчено от руки и с определённой любовью, хотя никакого практического смысла я в этом творении так и не уловил.

– А где платёжки банка, на основании которых так старательно нарисованы эти выпуклости и впуклости?

Прокурор снисходительно усмехнулся и вернулся к своему столу. Пальцем разрыл стопку, выхватил несколько листков и, продемонстрировав сначала судье, а потом Тони, весьма небрежно кинул передо мной на стол.

– Я не это просил, – тут и беглого взгляда достаточно, чтобы всё понять, – Мне совершенно не нужны сводные банковские распечатки движения средств.