– Это их мир и их правила.
– Понял уже. Заползаю в раковину и захлопываю створки.
– И не волнуйся ты так, мы теперь тебя точно вытащим.
Он отвернулся к Тони и у них завязалась оживлённая беседа. Я сосредоточился на переводчице.
– Как настроение?
– Устала. Думала, что за два-три часа управимся, а уже девятый час.
– Сколько?
– Сейчас 20:15.
– А я и не заметил. Видно на
Появилась судья. Все встали. Она с неприкрытым отвращением осмотрела присутствующих, села и демонстративно углубилась в бумаги.
Зато внятно пару раз кхекнул адвокат таможни. Судья подняла голову. Убедилась, что это не очередная конфликтная ситуация, и только тогда кивнула. Боров медленно поднялся, бросил последний взгляд на раскрытый том, вышел из-за стола и стал расхаживать по залу. Заговорил через паузу, но его голос, низкий и тяжёлый, сразу заставил прислушиваться.
Переводчица некоторое время молчала, а потом спросила:
– Вам это переводить? Он рассказывает об общих законодательных актах.
– Это не надо. Только если меня лично коснётся.
Некоторое время она делала короткие записи, а потом отложила авторучку и заговорила с небольшими перерывами:
– Вклад обвиняемого в осуществлении контрабанды был существенным. Каждая поставка была им организована умышленно и целью преступления была попытка получить максимальную налоговую выгоду. Действия его были крайне осмысленны. Эти преступления надо классифицировать как особенно тяжкие.
– Да уж, грехи мои особо тяжкие, – вздохнул я.
Она бросила на меня откровенно сочувствующий взгляд. Тут я с ней солидарен. Адвокат подавлял своей мощью. Если бы ещё это имело хоть какое-то отношение к реальным событиям.
– Обвиняемый всеми способами мешал независимым наблюдателям получать правильную картину об экономическом положении своей компании…
Последовала долгая пауза, а затем адвокат зарокотал так громко, что у меня даже волосы на голове зашевелились:
– Суд должен запретить ему вообще заниматься бизнесом! Учитывая размер, длительность и повторяемость нарушений, его действия должны быть классифицированы как опасные как для нашей честной европейской рыночной экономики, так и для наших государственных интересов! Эта мера совершенно гуманна.
Неожиданно переводчица поперхнулась, схватила платок и сделала вид, что пытается прокашляться.
– Может воды? – решил я ей помочь, – Что случилось?
– Сейчас, – задушено ответила она, – Я справлюсь.
В это время адвокат закончил свою громоподобную речь и важно удалился на своё место.
– Он сообщил, что ваши преступные действия не дали возможности Финляндии вовремя выплатить свой годовой взнос в Европейский Союз. Мне кажется, что это уже чересчур.
Она опять уткнулась в платок, а я обернулся к Тони. Тот не особо и скрывал своей весьма ехидной ухмылки. А мне запретил!
Зато судья с явным уважением продолжала смотреть на адвоката. Потом спохватилась и дала команду секретарше. Та наклонилась к микрофону, и за дверью эхом разнеслось имя последнего свидетеля.
Лось от дверей поклонился судье и уверенно двинулся к месту принесения присяги.
– Это точно последний на сегодня? – уточнил я, – А то и так сильный переизбыток впечатлений.
– Наверно. Уже слишком поздно.
Лось, клятвенно подтвердив суду свою невероятную честность, сразу отправился к технической тумбе. Немного поёжился под взглядом прокурора, но раскрыл принесённый с собой плоский портфельчик и стал выкладывать листки. Секретарша выключила верхний свет. Все вынужденно стали таращиться на освещённый прямоугольник на стене.
– Обвиняемый всеми способами мешал нам получать правильную картину об экономическом положении его компании…
– … нам пришлось потратить много времени, чтобы самостоятельно разобраться в его хитроумных махинациях. Вот они.
Лось положил лист. На стене появилась длинная таблица, пересекаемая разноцветными линиями.
– Здесь видно, как проходили оплаты за форвардерские услуги, таможенную очистку, наземные и морские перевозки всех контрабандных грузов.
Он подошёл к стене и стал пальцем водить по цифрам.