С тех пор как я встретил Марию в феврале, я обманывал себя, что мы сблизились из-за былых наших пристрастий или общей приверженности борьбе с ними. Но когда я с ней, все кажется четким и ясным, чего никогда не помогали достичь запасы наркотиков Уилкокса и Джоэла. С ней я чувствую (может быть, впервые в жизни), что быть собой – это нормально.
– Почему ты отправился к ней после того, как все пошло не так, а не вернулся домой, ко мне?
– Пожалуйста, Керри.
– Не смей обманывать больную женщину, Тим. Я могу умереть, и что ты тогда почувствуешь?
– Ты не умрешь… Хорошо. Я пошел к Марии, потому что не хотел снова разочаровывать тебя, – осторожно говорю я, наблюдая за ее лицом.
Она молчит в ответ, и я добавляю:
– Когда я вижу твое выражение лица после очередной моей неудачи, я чувствую себя невыносимо.
– А Мария любит тебя таким, какой ты есть, так, что ли?
– Я не знаю насчет любви, но… она поняла меня задолго до того, как узнала, что я будущий врач, и не принялась тут же неистово заботиться о том, чтобы я им непременно стал.
– Это несправедливо. Я лишь хотела помочь тебе стать тем, кем ты всегда хотел, Тим.
Она права. До Марии у меня не хватало смелости сказать кому-нибудь прямо, что мне не нужна
Санитар входит в двойные двери, готовый перевезти ее в палату. Он кашляет.
– Готовы к грохоту? Мы отправляемся в гинекологию!
Медсестра готовит капельницу и мониторы к перемещению, и я собираюсь с ними.
– Иди домой, Тим. Ты выглядишь измотанным, а мне определенно нужно поспать. Приходи завтра. Тогда ты мне понадобишься.
Я подумываю о том, чтобы поспорить, но по лицу Керри вижу, что в этом нет смысла. Я наклоняюсь, чтобы поцеловать ее в губы, но она отворачивается, так что вместо этого мои губы касаются ее щеки.
Дом перестал казаться домом с тех пор, как умерла мама, и, когда я открываю входную дверь в коридор, полный фотографий, я ощущаю тоску по минимализму квартиры Марии. Я вешаю пальто и вижу, что на календаре
Я принимаю душ, наливаю себе большую порцию бренди и быстро опрокидываю ее, чтобы шероховатость не задерживалась слишком долго в моем горле. Я принимаю ванну с любимым маминым маслом для ванн
Я знаю, что это все моя вина. Я позволил себе потерять маму. Миссис Ломас, которую я чуть не убил своей глупой ошибкой. Мою карьеру. Мое будущее.
Наш брак.
Я должен был стать великим.
Дом будит меня знакомыми звуками. Отопление поскрипывает, почта шепчет в почтовом ящике. Я звоню в больницу: Керри провела спокойную ночь. Я набираю ее родителей и сообщаю им новости, прежде чем отправить сообщение ей. Не получив ответа, я вспоминаю, что принес ее телефон домой, чтобы подзарядить. Когда он снова включается, на экране загораются обеспокоенные сообщения от ее коллег.
Он хотел бы знать, что она больна, потому что… что ж, ты действительно хочешь знать подобное, когда любишь кого-то.
Я не могу точно определить момент, когда до меня дошло, что именно они чувствовали друг к другу. Это было определенно до свадьбы ее сестры и поцелуя, который я видел через эркер того большого желтого дома. Того поцелуя, которого (я позволил им убедить себя) будто бы и не было.
Даже кто-то с моим сниженным уровнем эмпатии не мог игнорировать гудение, жужжание и потрескивание, которые заполняли пространство, когда эти двое были вместе, в одном помещении. Это было как нестабильный и смертельно опасный ток.
Что касается того, что произошло дальше… Обвинить Джоэла в наших трудностях – легче легкого, но это значило бы отрицать собственную вину. Я позволил Керри спасти меня, не задаваясь вопросом, что это сделает с ней. Я позволял себе игнорировать знаки.
Когда в январе прибыла посылка, я сразу понял, что она от Джоэла: я узнал его странный, паучий почерк.
Я спрятал посылку и два письма, которые последовали за ней, хотя и не открывал их. У меня есть хоть какое-то достоинство. Я думаю, что после этого он сдался, хотя, возможно, одно из посланий все же проскользнуло сквозь сеть.
Я хожу по дому, собираю вещи, чтобы отвезти их Керри в больницу. Потом запускаю стирку, убираю на кухне.
Но я не могу забыть о Джоэле.
Его номер все еще забит в моем телефоне; предполагаю, что он не менял его с тех пор, как был моим поставщиком.