Как приручить Обскура (СИ)

Паучья кладка заполняет углы высокой каменной цистерны, стены которой до потолка продырявлены решётками мелких труб. Из них всё время журчит. Здесь нельзя применять огненную магию, потому что именно здесь кто-то проводит эксперименты, и именно здесь надо искать — кто. Лоренс швыряет в пауков-охранников, не покидающих яйца, Режущие чары, отсекая им ноги. Пауки дёргаются, щёлкают жвалами, пытаются подползти ближе, но он добивает их прежде, чем они успевают проползти ещё шаг. Потом вместе с Грейвзом шарит по залу, находит какие-то истлевшие тряпки, начисто обглоданные кости — к счастью, не человеческие — разбитый флакон из-под зелья и ничего больше.

— Этого мало, — Грейвз вертит в пальцах осколок, тот блестит под свечением Люмоса. Лоренс стоит рядом, почему-то сейчас не ощущая себя нескладной каланчой. Он просто аврор, такой же, как Грейвз. Они оба — авроры. — Может, ребята и найдут, что это за состав, но толку…

— Нанэм Иква из Отдела обратных чар может помочь, — говорит Лоренс. — Она может отследить перемещение флакона в пространстве, найти, откуда он взялся.

— Это такая, с кудряшками?.. — изображает Грейвз, глядя на него с интересом. — С островов Диомида?

— Они живут охотой, — зачем-то уточняет Лоренс, глядя на острый осколок, который держат красивые ухоженные пальцы с ровными блестящими ногтями. — Выслеживают китов и тюленей по оставленному следу…

— Понятно, — тянет Грейвз и коротко улыбается. — Ладно. Поговори с ней.

Спрятав стекляшку в карман, он по колено влезает в паучью кладку, выбирает яйцо постарше, с прозрачной кожицей, под которой виднеются тонкие шевелящиеся лапы, и отрывает его от грозди.

— А это отправим экспертам — вдруг найдут, какой заразой их тут поили…

Он заворачивает паучье яйцо в пиджак, путаясь в паутине, бережно прижимает к себе — и остаток кладки они тщательно выжигают, так, чтобы остался только жирный лохматый пепел, который тут же смывает в тоннели поток воды.

Когда они выбираются из канализации на сухую землю, Грейвз преображается снова, будто к нему кто-то применяет трансфигурацию. С коротким злым возгласом он парой заклинаний очищает и сушит брюки, носки и ботинки. Проводит рукой по волосам, снимая с них паутину. С отвращением смотрит на пиджак, куда завёрнуто яйцо, и скрипит зубами.

— Ещё осталось, — говорит Лоренс, прикасаясь к своему затылку.

— Где? — недовольно спрашивает Грейвз, ероша себе волосы. — Не вижу. Сними.

Серебристые нити в чёрных волосах кажутся сединой. Наверное, Грейвзу очень пойдёт зрелость — благородная, выдержанная, строгая. Если не засушится на этой должности, не превратится в чванливого индюка — будет здорово работать в его команде. Грейвз склоняет голову, Лоренс протягивает руку и снимает паутину с его волос.

— Теперь всё? — Грейвз смотрит сердито и ничуть не смущённо. Да врут наверняка, что ему нравятся мужчины. Скорее всего, это Бэзил-Джонс пустил слух, чтобы позлословить.

— Всё, — говорит Лоренс.

И они аппарируют.

Лоренс из хорошей семьи, но хорошая — не значит богатая. Он снимает комнату в Джерси-Сити, потому что там дёшево. Каждое утро завтракает хот-догом в Либерти Стейт парке, сидя на скамейке с видом на остров Свободы, вытирает рот салфеткой и, скрывшись с глаз не-магов, аппарирует на Нижний Манхэттен. Когда он приходит, Грейвз уже обычно на месте — его самого не видно, но в кабинете, отгороженном от зала Отдела расследований, на вешалке уже висит его пальто или мантия, в зависимости от погоды. Дверь в кабинет открыта почти всегда, за исключением случаев, когда там посетитель. Когда Лоренс уходит, Грейвз обычно сидит за отчётами — и теми, что пишут ему, и теми, что он должен писать сам для руководства Департамента.

Он старается держаться с подчинёнными просто, но без фамильярности. За любовь к едким комментариям его побаиваются, за вражду с Бэзил-Джонсом и Хантингтоном уважают. Старожилы говорят, такого порядка в отделе не было раньше: дела раскрываются, архивы не теряются, каждому определены обязанности по способностям и больше нет этого хаоса, в котором можно было заниматься только текучкой, а все расследования, требующие долгого времени, постепенно закрывались «за неимением возможности установить личность преступника». Грейвзом гордятся и в разговорах о начальстве всё чаще непроизвольно проскакивает «наш». Наш Грейвз. Как будто он не человек, а достопримечательность.

После случая с пауками Грейвз больше не смотрит на Лоренса снисходительно. Он даже интересуется его семьёй — мать, две сестры, живут в Олбани — и несколько раз заказывает за свой счёт ужин из ресторана, когда они остаются в отделе последними. Грейвз старается быть собранным, взрослым и ответственным — и у него всё получается, за исключением взрослости. Слишком молодо выглядит и слишком хорошо одевается, чтобы его воспринимали всерьёз те, кто старше.