Как не надо писать. От пролога до кульминации

Сам Чехов, один из величайших мастеров литературного анекдота, в начале писательской карьеры равнялся на Мопассана — последователя Флобера — и в особенности на Гоголя и Салтыкова-Щедрина, а они — на Пушкина с Вяземским, которые внимательно смотрели в сторону Карамзина.

Нынешние авторы уже не пытаются дорасти до Чехова, но многие хотят походить на Довлатова, — и превращают известные анекдоты в рассказы. С начала 1990-х перелицованные истории регулярно появляются в гламурных журналах. Пока число журналов росло, там хватало места графомании с литературной претензией. В 2010-х перелицовщики активно двинулись в саму литературу. Единицы достигли коммерческого успеха, но даже их творчество литературой так и не стало.

Любая история может быть сведена к анекдоту. Трагедия Шекспира «Ромео и Джульетта» — анекдот о том, как эмоционально нестабильные подростки по глупости убили себя из-за любовных проблем. Повесть Гоголя «Шинель» — анекдот о том, как мелкий чиновник жил мелкой мечтой, а когда она сбылась, жить стало незачем. Роман Толстого «Анна Каренина» — анекдот о том, как великосветская бездельница открыто изменила пожилому скучному чиновнику с молодым блестящим офицером и бросилась под поезд.

Произведение литературы, утоптанное до размеров анекдота, лишается главных достоинств. Пропадает авторское послание со смыслами, ради которых была рассказана история. Пропадают нюансы, тонкие наблюдения и обобщения, заставляющие великое множество читателей узнавать в персонажах себя и своих близких. Пропадают особенно удачные фразы, которые могут стать афоризмами на века. Пропадает сама литература — то, что поднимает историю, рассказанную мастером, недосягаемо выше уровня графоманской зарисовки случая из жизни.

Простейший пример — анекдот о Фете, Толстом и горящей сторублёвой купюре. Без понимания нравов и обычаев того времени, без распространения смысла с двух персонажей на всё дворянское сословие поучительная история о сохранении достоинства опускается на уровень шуточки о глупых богачах.

Есть романы, которые можно сократить без фатальных потерь. «Как я счастлив, что писать дребедени многословной вроде ″Войны″ я больше никогда не стану», — откровенничал сам Лев Толстой в письме к Афанасию Фету…

…и с Толстым вполне согласился японский переводчик Мори Тай. Он выбросил из романа «Война и мир» всё, что посчитал ненужным; оставил целиком только любовную линию, и в 1886 году Япония получила перевод заметно похудевшего романа под названием «Плачущие цветы и скорбящие ивы. Последний прах кровавых битв в Северной Европе».

Краткость — сестра таланта и мачеха гонорара, а чрезмерное уменьшение масштаба уничтожает хорошую историю, не превращая её в хороший анекдот.

Нет шансов на подлинно литературный успех и у перелицовщика, хотя любой анекдот без труда превращается в нечто более масштабное.

Историю 1910-х годов, состоящую из одной фразы: «Ахматова опять пыталась повеситься, но крюк снова не выдержал», можно превратить в большой рассказ. Нафаршировать подробностями, начиная с того, что речь идёт о невесомой, хотя и рослой поэтессе с осиной талией. Расщедриться на детальные описания места действия: что за комната, с какой мебелью, полом, потолком, обоями — и с какими олеографиями на стенах. Не пожалеть подробностей о верёвке — откуда она взялась, как выглядела и насколько трудно было завязать на ней узел, обламывая наманикюренные ногти. Выяснить, почему крюк оказался таким слабым и что на нём висело раньше. Можно вообще начать с предыдущих попыток суицида. Многозначительно порассуждать о погоде, которая со времён «Слова о полку Игореве» не предвещает героям ничего хорошего. Добавить персонажей и сочинить для них пространные диалоги. Посмаковать незначительные события дня — от пробуждения героини до того момента, когда она полезла в петлю. Сдобрить всё это психоанализом, подать читателю на блюде с гарниром из лирических отступлений и под соусом из стихов…

…а в результате анекдот распухнет сверх всякой меры — и перестанет быть анекдотом, ничего не приобретая взамен. Обилие подробностей загрязнит примесями чистый сюжет, и даже тот невеликий смысл, который в нём был, бесследно растворится в графомании.

Как раз этим и занимаются перелицовщики.

Не надо писать, надеясь, что никто не узнает в перелицованном рассказе известный анекдот или не сможет себе представить, насколько хороша была бы история, если её рассказать коротко. Увеличение размера убивает анекдот, а не превращает в произведение литературы.

Чехов написал около девятисот произведений — маленьких и больших рассказов, повестей и пьес. Ни одного романа у него нет…

…но есть запись в рабочем блокноте: «Он и она полюбили друг друга, женились и были несчастливы». Литературоведы считают, что это замысел или начало несостоявшегося романа.