Как мы умираем 1

колесами и постукивание гравия. Я собираю весь набор: пакет крови (есть), записи и опросник для осмотра (есть), рюкзак с книгой на случай, если пациент решит отсрочить переливание (есть), сумка с капельницей, стетоскоп, термометр, тонометр (есть). Входная дверь открывается, навстречу вы-бегает Фрайдей и с энтузиазмом меня обнюхивает. В прохо-де стоит Сильви, без парика, но с улыбкой (конечно), кричит: «Вам стоит посмотреть на мои синяки!» и зовет меня

внутрь.

Мама Сильви пользуется двухчасовым медицинским ви-зитом, чтобы отправиться по магазинам в соседний город.

Она показывает, где лежат чашки, кофе, молоко и телефон.

Папа Сильви на работе, собака может оставаться в саду.

Остаемся только мы вдвоем. Мы сразу начинаем переливание: измеряем температуру, пульс, давление; подключаем

капельницу к пакету с физраствором; снимаем с руки Сильви стерильную повязку, которая закрывает порт-систему в

вене; подключаем трубку капельницы к катетеру, регулиру-ем подачу; затем меняем пакет физраствора на пакет с тромбоцитарной массой; фиксируем время, проверяя каждые 15

минут.

– У меня большая проблема, – заявляет Сильви. Она выглядит грустной. Я спрашиваю, что случилось.

– Проблема с проектом. Чертовы пальцы онемели. Я

не могу шить, не чувствую нитки, не могу ровно держать

ткань. Глупо, глупо, глупо, – она прикусывает губу.

– Какашка, – соглашаюсь я, она немного удивлена. – Медицинский жаргон, – уверяю ее.

– Да, точно.

– Так какой план? – спрашиваю я.

Какой глупый вопрос: я и есть план. За несколько секунд

она извлекает пакет, ножницы, булавки, сантиметр. Сидя со

мной за огромным кухонным столом, она руководит процессом, пока я подкалываю и сшиваю вместе маленькие кусочки ткани. Она изучает, перемещает, смотрит с разных углов, снова размышляет, качает головой, кусает щеку и меняет ме-

стами квадратики ткани. Время от времени мы отвлекаемся, чтобы измерить пульс, давление, температуру и снова возвращаемся к работе.

Пока мы занимаемся проектом, Сильви рассказывает о семье, музыке, друзьях, о том, каково быть лысым, о внешно-сти, о наследии. Наследие – это слово редко услышишь из

уст подростка, но именно его она имеет в виду. Ее школа занимается организацией мероприятий с целью сбора средств

на исследование лейкемии. Чаще всего это концерты, в которых Сильви участвует как барабанщик, а потом редактиру-ет записи концертов, продающихся на кассетах. Эти кассеты

останутся и после ее смерти, и ей кажется, что это и здорово, и грустно – это и есть наследие, которое успокаивает. Быть

лысым «просто ужасно зимой, бррр!», но, с другой стороны,

«это довольно круто для девушки на сцене». Образ ее теперь

– это «щеки как у хомяка», которые появились из-за стероидов, новое отражение в зеркале пугает ее: «У нас одна ванная на двоих с девушкой, с которой мы не знакомы».

Она возвращается к наследию:

– Есть две части. Я буду продолжать жить в своей музыке, и это, в общем-то, легко. Другие люди уже сделали это: Джон

Леннон, Джон Бонэм 37, Кит Мун… 38 Они играли это тогда.

37  Джон Генри Бонем, известный под прозвищем Бонзо, – британский барабанщик-виртуоз, участник группы Led Zeppelin, за время игры в которой стал

одним из величайших и влиятельнейших ударников в рок-музыке. – Прим. ред.

38  Кит Джон Мун – британский барабанщик, наибольшую известность полу-чивший как участник рок-группы The Who благодаря необычному стилю игры

И сейчас, когда я повторяю их треки, они будто рядом. Но

другая сторона наследия намного сложнее. Маме и папе будет так грустно… У папы есть работа, он постоянно занят и

просто не берет это в голову. Я почти как он, правда, – играю

на ударных, чтобы не сойти с ума. А мама другая. Она будет стойко переносить мою смерть, но ей будет очень сложно

оставаться одной, пока папа занят. Каждый вечер мы сидим

тут, я и мама, возле печки, просто прижавшись друг к другу, каждая на своем стуле и с чашкой чая. Просто болтаем, не

думая. Думаю, этого ей будет недоставать больше всего.

Поэтому я решила сделать ей подушку для кресла-качалки. Это мой способ сказать, когда больше не буду рядом:

«Мама, присядь ко мне на коленки». И я буду качать ее, обнимая, пока мы вместе смотрим на печку. Это гениально.

Надеюсь, ей понравится.

Я не могу посмотреть на нее, шитье расплывается перед глазами, и я всеми силами стараюсь не ронять слезы на

ткань. Эти слезы нужно спрятать… иглы и булавки…

К концу переливания под руководством Сильви мы собрали чехол из лоскутов, и я много раз себя уколола иголкой. Булавки и иголки пронзают кончики пальцев, когда я собираю

сумки, – в них гораздо меньше вещей, чем когда я пришла, но почему-то они кажутся тяжелее. Они наполнены восхищением и трепетом перед этой почти-женщиной с большим

сердцем, которая любила так сильно, несмотря на столь ко-на ударных. – Прим. ред.

роткое время, что ее чаша не наполовину полна, а наполнена

настолько, что переливается через край.

Колыбельная

Оказание паллиативной помощи незнакомым пациентам