нас не было дома, а по вечерам и выходным нас часто вызывали на дежурство. Мы сдавали экзамены, писали тезисы и
на самом деле не нуждались в коте.
Мы решили сделать необычный жест и приехали в хоспис
к Бобу вдвоем. Он был немного сонным, но отметил наше
присутствие, отправив меня заваривать чай для всех троих.
И принести молока коту. Мы еще раз подтвердили, что готовы предоставлять коту приют, когда это необходимо, и Боб
кивнул, поглаживая мурчащего кота. Именно Боб вытянул
из Непреклонной скалы обещание, что после неизбежного
его кот станет нашим. Боб был удовлетворен джентльмен-ским договором.
Мне позвонили из хосписа в воскресенье, когда я работала на вызовах. Боб был очень обеспокоен, метался по палате
и кричал, хотя его речь была настолько искажена, что никто
не понимал ни слова. Он был слишком рассержен, чтобы использовать ручку и блокнот, и попытался бросить стул в од-ну из медсестер. Чуть раньше у него участился пульс и под-
нялась температура, но сейчас он не подпускал сестер измерить их еще раз. «Пожалуйста, приезжайте осмотреть его».
Я добралась меньше чем за пять минут. Боб стоял посреди
палаты в одних пижамных штанах. Его тело было крошечным, но в беспокойном состоянии он оказался очень сильным. Медсестры отвели других пациентов из палаты смотреть телевизор. Я зашла и села возле кровати Боба, кот без-различно вылизывал лапы, лежа на подушках.
– Боб, присядьте вместе с нами, – сказала я, еле успев при-гнуться, когда он запустил в меня чашкой.
Я посадила кота на покрывало.
– Погладьте его, – предложила я. – Совсем скоро мы поедем домой.
Боб шагнул через комнату и поднял кошачью переноску, сначала взмахнув ею, как оружием, а затем поставив ее на
кровать. К моему удивлению, кот сразу заскочил и лег. За-крывая дверку переноски, Боб наклонился, и я увидела, как
кровавая слюна капала из отверстия, появившегося в щеке.
Кожа его щеки была малинового цвета и настолько распухла, что поры были похожи на кратеры блестящей гладкой красной Луны.
– Боб, кажется, ваша щека сильно болит, – начала я.
Он посмотрел мне прямо в глаза и потряс кулаком. Злил-ся ли он на нас? Или на боль? Или на ситуацию? Он грузно
сел на кровать и начал реветь, подвывая и раскачиваясь, воз-
можно, пытаясь что-то сказать, но совершенно неразборчи-во. Я дотронулась до тыльной стороны его руки, но он сбросил мою руку, грубо указав на кошачью переноску и дверь.
Сообщение забрать кота было четким.
Забрав кота, мы с медсестрой вышли в коридор – отсюда можно было присматривать за Бобом, не попадая больше
под его горячую руку. Новые малиновые отеки на его лице
в сочетании с высокой температурой, учащенным сердцеби-ением и возбуждением говорили о том, что в отечных, распухших тканях лица Боба поселилась инфекция. Это распространенное осложнение рака головы и шеи, которое часто сопровождается сильными болями. Жар приводит к спу-танности сознания, поэтому он ведет себя так беспокойно.
Издалека я видела, что краснота уже расползается до уха и
вниз по шее. Боль должна быть ужасающей. Нам нужно бы-ло ввести большую дозу антибиотиков внутривенно, но я не
могла этого сделать, пока Боб дрался с нами. Если бы я только могла дать ему успокоительные, чтобы снизить тревогу, затем можно было бы ввести в вену лекарства от инфекции, жара и боли. Но он не мог глотать. Как же мне помочь ему?
Отсутствие энергии у смертельно больного человека
означает, что его жизненный аккумулятор почти на
нуле, и зарядить его уже не получится.
Пока я размышляла, Боб внезапно лег в постель и через
несколько минут уснул. Мы с медсестрой подошли ближе.
Его щека ощутимо распухла, и через вторую новообразовав-
шуюся дыру вытекала слюна. Он отстранился, когда я коснулась его руки, но не открыл глаза. Я попыталась спросить
его разрешения поставить укол, но он убрал руку.
– Думаю, он хочет, чтобы мы прекратили, – сказала медсестра. – С него достаточно.
Я тоже так считала, поэтому позвонила главврачу хосписа
и попросила его прийти. К этому моменту тело Боба начало
содрогаться, дыхание стало нерегулярным. Главврач предположил, что это могут быть судороги. И снова мы столкнулись
с проблемой введения лекарства – казалось, что единственный способ ввести их был ректальным.
В прямой кишке очень активное кровообращение, поэтому медикаменты, введенные через нее, действуют очень
быстро. Во Франции это широко распространенный способ
введения лекарств даже на дому. Тем не менее в Англии он
используется значительно реже. Я не была уверена в том, что
Боб воспримет это как помощь, но спросить его разрешения
было практически невозможно, пока он дезориентирован и
напуган. С тяжелым сердцем мы с сестрой приготовили самый маленький шприц с лекарством, которое уменьшит судороги и успокоит.
Две медсестры и главврач удерживали Боба, чтобы я смогла аккуратно ввести ректальный шприц. Пациент извивал-ся и кричал, я плакала, когда говорила: «Извините, Боб. Мы
просто хотим вам помочь. Это все, чего мы хотим». А затем
все прекратилось. Через пять минут исчезли судороги, Боб
крепко спал, и мы ввели порт-систему в вену его руки, чтобы