Профессор снова пришел и попросил позвать жену Уджала. Он объяснил им обоим, что у Уджала очень чувствитель-ные рубцы; внутри до сих пор есть инфекция, которая не
ликвидирована потому, что из кишечника до сих пор сочат-ся выделения; опухоль все еще растет, забирая весь приток
крови, внутри нее все так же размножаются микробы, выте-кающие гноем из незаживающих разрезов. Это не потому, что вы нечистоплотный человек, заверил его доктор с теплом
и сочувствием; это то, как ведет себя опухоль. Она вызывает
запах и выделения, независимо от того, сколько раз в день
вы моетесь. Многие люди предпочли бы не продолжать жить
в таком состоянии…
Уджал потребовал свою сумку и вещи. Он настоял на том, чтобы жена отвезла его домой, позвонил матери в Англию и
попросил одолжить денег, чтобы приехать к ней. В течение
недели он жил в спальне своей матери, а Табита и ее мама
спали в соседней комнате на старых двухъярусных кроватях, которые Уджал и его сестра занимали в детстве. Это дом, куда пришел терапевт его матери и откуда его направили в
наш хоспис.
Медсестра хосписа посетила Уджала и вернулась обсудить, как мы можем помочь. Она распределила его нужды по
группам «Физические», «Эмоциональные», «Социальные»
и «Духовные». Физически Уджал был худым, бледным, обез-воженным, но если много пил, его тошнило. У него периодически возникали боли в животе, и из-за частого мытья кожа
мошонки болела. Эмоционально он почувствовал облегчение от того, что больше не получал предложений о помощи
в смерти, как бы это ни было любезно, его беспокоил прогноз голландских врачей, что в будущем опухоль сделает его
жизнь «хуже смерти». В социальном плане дом был слишком
маленьким для Уджала, его жены, их активного малыша, его
матери и многих друзей, которые приходили навестить его
каждый день. Табита смущалась из-за акцента своего британского, цеплялась за маму и говорила только на голландском языке. Положение кровати Уджала затрудняло уход за
ним. Он колебался между двумя крайностями. Иногда дер-
жался за надежду жить до тех пор, пока Табита не пойдет в
школу, вступая в торги с Богом, в существовании которого
не был уверен, терпел боль, пытаясь выиграть очки. Порой
задавался вопросом, был ли он трусом, убежав; стал ли он, отказавшись от эвтаназии, когда качество его жизни все еще
терпимо, горем и обузой для людей, которых любил.
Уджала положили в одноместную палату хосписа на следующий день. Еще одна кушетка в комнате была приготов-лена для его жены, и мы одолжили дорожную кроватку для
Табиты. По сути, пока мы думали, как лучше всего поддержать решение Уджала жить с самыми любимыми женщина-ми до конца жизни, они поселились в его палате. Постепенно мы получили всю историю болезни, и голландские врачи
оказали огромную помощь в отправке своих записей, сканов
и хирургических заметок на английском языке.
Уджал с энтузиазмом соглашался на любой эксперимент, который мог бы улучшить его самочувствие. Таким образом, мы разработали способы использования тампонов для сбора
гноя из раны под мошонкой; использовали лекарства, чтобы
изменить консистенцию фекалий и уменьшить выделения; мы применяли специальные повязки на разрезе, чтобы сдер-живать и уменьшать запах гноя. Несмотря на то, что раковая
опухоль в тазу росла, мы вводили лекарства через спиналь-ный катетер, чтобы ослабить боль – обычный невыносимый
побочный эффект потери контроля над кишечником и мо-
чевым пузырем уже был решен с помощью нескольких стом-ных мешков. Уджал приспособился к инвалидной коляске, катая Табиту по хоспису и двору. Они оба спали в середине
дня, за что мы все были благодарны – Табита была восхити-тельным пучком шумной энергии, и передышка была жизненно важна для всех.
Если в стране разрешена эвтаназия, умереть можно
всегда. А вот паллиативный уход, который, пусть и
не продлит жизнь, зато сделает ее лучше, считается
нецелесообразной тратой времени и средств.
Сегодня Уджал рассказывает Эмме, одному из наших врачей-стажеров, о голландской системе здравоохранения. Он
знает, что на протяжении всей болезни его лечили знаю-щие, компетентные, понимающие врачи. Он высоко ценит
вклад команды хирургов и отделения интенсивной терапии, которые, несмотря на трудности, безусловно, продлили его
жизнь. Его единственная критика относится к тому, что в
каждой консультации был тонкий, совершенно непреднаме-ренный нюанс, как только его рак начал распространяться.
В конце концов, этот нюанс стал слишком пугающим, чтобы
его терпеть.
В Нидерландах разрешена эвтаназия без судебного пре-следования врачей, которые соблюдают строгие правила, что
позволяет пациентам законным путем избавиться от невы-носимых страданий в конце жизни. Уджал восхищался гол-ландским прагматизмом, который позволил такому выбору
существовать. Тем не менее, только узнав о возможности эвтаназии, он обнаружил, что боится появления новых симптомов, поскольку в качестве возможного решения чаще предлагали эвтаназию, а не продолжение лечения и облегчение
симптомов. Врачи изменили его настрой: их беспомощность