Как мы умираем 1

почувствовать себя удрученным), что не помешало Максу

продолжать жить, несмотря на все невзгоды, сможет ли он

найти силы привыкнуть к новому образу жизни? Испытывает ли он депрессию? Беспокоится ли? Знает ли, что выбор есть? Мы с коллегой обсуждаем вариант, когда Макс от-кладывает решение отказаться от ИВЛ на несколько недель,

чтобы понять, будет ли такая жизнь действительно невыно-симой. Мы сходимся во мнении, что остановка ИВЛ этически и юридически законна, но нужно убедиться в том, что

Макс находится в состоянии, когда может принимать такие

необратимые решения.

Мы решаем, что, если Макс отказывается от дальнейшей

ИВЛ, важно снять симптомы удушья, которые он может испытывать, чтобы дать ему возможность уйти комфортно.

Обычно, если легкие не могут обеспечить тело необходимым количеством кислорода, дыхательная недостаточность

наступает постепенно. Когда это происходит, уровень кислорода в крови падает, сознание и мышление человека постепенно угасают, и, по мере того как уровень углекислого

газа в крови увеличивается, возникает сонливость. Это постепенное изменение газообмена в крови приводит к мед-ленной потере сознания. Оно может вызвать кислородное

голодание, головную боль, которые могут быть нивелированы небольшой дозой производных морфина или седативных

препаратов, так что удушья при дыхании не возникнет, и

жизнь постепенно угаснет.

Простое переключение аппарата ИВЛ из положения

«ВКЛ» в положение «ВЫКЛ» – это совсем другая история.

Как только аппарат перестает работать, парализованный, но

находящийся в сознании пациент чувствует необходимость

вдохнуть, но не может этого сделать. Он задыхается, и это

ужасно. Чтобы предотвратить удушье и ужас, я предложила

поработать с Максом, чтобы установить, какая доза седативных препаратов ему необходима для засыпания в промежу-ток, когда ИВЛ перестанет работать. Одновременно мы будем использовать специальный датчик, чтобы отследить, когда уровень кислорода в крови пациента упадет, и он больше

не сможет прийти в сознание и бороться с удушьем.

Эвтаназия во многих странах незаконна. Но

часто ассистированное самоубийство от обезболивания

отличает лишь доза лекарства.

Мой коллега на этой неделе должен поговорить с Максом

и объяснить ему, что вынужденная задержка – это не отказ

выполнить просьбу, а его возможность попробовать пожить

новой, более ограниченной жизнью, в то время как мы рас-считываем дозу седативных препаратов. Так мы будем уверены в том, что, отключив его аппарат ИВЛ, сможем обеспечить комфортный сон, когда уровень кислорода в крови

начнет падать. Мы можем запланировать несколько посещений хосписа, чтобы попробовать различные виды седативных препаратов. Когда он будет спать, мы можем попробовать отключить аппарат ИВЛ и проверить уровень кислорода, одновременно отследив, не испытывает ли он при этом

тревоги. Если он проснется или внезапно почувствует беспокойство, мы сразу перезапустим аппарат ИВЛ, и это будет

значить, что доза препарата была слишком мала. Это поможет нам вычислить необходимую дозу.

Затем, если Макс по-прежнему будет уверен в отказе от

лечения, мы назначим дату, когда мой коллега и медсестра

придут к нему домой и отключат аппарат ИВЛ в том порядке, в каком он сам скажет это сделать.

Медицинская этика – интересный вопрос. Мы обязаны

работать в рамках закона, и пациенты доверяют нам. Есть

четкое разделение между введением дозы лекарства, которое остановит дыхание, а следовательно, убьет пациента (что

незаконно в Великобритании), и дозой того же лекарства, которое остановит удушье, а значит, позволит пациенту не испытывать тревоги, когда его дыхание прекратится (законная

клиническая процедура). Макс адвокат, ему понравится этот

нюанс и необходимость рассчитать правильную дозу препарата заранее, что одновременно важно для его комфорта и

юридической осмотрительности медицинской команды.

Кофе моего коллеги остыл. Его плечи, изначально зажа-тые от стресса, расслабились. Он улыбается и говорит спасибо. Затем отодвигает стул, неловко встает, поглаживает бо-роду и продолжает:

– Это было неожиданно полезным. Я знаком с правом и

этикой, но эти варианты не были для меня очевидными. Это

был полезный разговор.

Я с облегчением уверяю его, что горжусь тем, что он

ко мне обратился, и буду рада встретиться вновь, поскольку сложно принять решение, когда пациент становится тебе

другом, и нужно поддерживать друг друга, чтобы помогать

пациентам.

– Я не знаю, как ты работаешь, – говорит он, уходя. – Они

все постоянно умирают.

Я смотрю через дверной проем на отделение интенсивной

терапии, где жизни висят на волоске, который находится в

руках у врачей. Я тоже не знаю, как он работает.

Я киваю и улыбаюсь. Мы пожимаем друг другу руки. Мы

продолжим работать вместе и в будущем, поддерживая друг

друга в ситуациях слишком сложных, чтобы представить их

сейчас. Но сегодня мы знаем только то, что нашли взаимопо-нимание и возможность обсудить самую сложную часть нашей работы: дружбу с пациентами, которые дружат со смертью.

Отпусти меня – обратная сторона