Как мы умираем 1

– Многие люди не хотели бы продолжать жить в таком состоянии.

Уджал согласился, что не хотел жить в таком состоянии: это был не его выбор. Но если это его единственный способ

жить, он хотел бы поехать домой. Профессор сделал паузу, прежде чем сказать:

– Конечно, у вас есть выбор.

«Интересно, – подумал Уджал, – какой у него может быть

выбор?»

– В Нидерландах у вас есть выбор. Если не хотите продолжать так жить, существует эвтаназия. Вы понимаете, о чем я?

Уджал все понимал. У него есть выбор: умереть сейчас

или позже.

Профессор кивнул.

– Каждый раз, когда это становится невозможно переносить, у вас есть выбор. Не хотите ли вы подумать об этом, потом один из моих коллег может прийти и поговорить о вашем решении.

– Нет, – ответил Уджал. – Мне не нужно думать об этом.

Я хочу поехать домой.

– Конечно, уход, который вам понадобится для гигиены, очень сложный, – сказал профессор. – Я совсем не уверен, что такую помощь можно оказать на дому. Сейчас я вас

оставлю, чтобы подумать над нашим разговором.

Он встал, по-доброму улыбнулся Уджалу и покинул отделение интенсивной терапии.

Уджал задумался. Он думал, что профессор хорошо справился с этой трудной темой. Уджал обучал людей обсуждать

сложные вопросы и поставил бы профессору высший балл.

Теперь он знал, что может умереть, если жить станет слишком тяжело. Он понимал, как эта мысль могла бы успокоить

кого-то другого, но знал и то, что должен быть дома, даже

если пришлось бы привезти маму из Англии, чтобы помочь

с Табитой. Дом был там, где он хотел быть. Завтра он начнет

планировать выписку из больницы.

В странах, где разрешена эвтаназия, пациенту может

быть тяжело, даже если он понимает свое безвыходное

положение, ведь он еще не смирился. Одним

предлагают антибиотики, другим – физиотерапию, а

ему – смерть, будто это блюда больничного меню.

На следующий день пришли медсестры, чтобы сменить

повязки после операции, которую Уджал не помнил, и

осмотреть место присоединения кишечника к брюшной

стенке – раздувшуюся плоть, похожую на губы, через которые продукты переработки попадали в пластиковые пакеты. Медсестры привели молодого доктора, члена хирургической бригады, желавшую проверить, как заживают раны. Она

осталась довольна мясистыми розовыми губами колостомы и

линией швов на рубце, который простирался от лобка Уджала до верхней части живота.

Медсестры ушли, и хирург села рядом с Уджалом.

– Знаете, это была долгая операция, – сказала она, – потому что нужно было очистить все внутри. Я сожалею, что

вам теперь нужен еще один пакет, но часть кишечника была

сильно повреждена. Мы не стали соединять концы кишечника на случай, если снова начнутся выделения, и вам станет плохо.

Уджал устал. Он был не готов говорить о своих внутрен-ностях. Но молодой хирург продолжала добрым и обеспоко-енным голосом:

– В будущем, если выделения продолжат появляться, вам

станет сложнее. Мы постараемся справиться с любой болью, которая может возникнуть. Но если предпочтете не продолжать лечение, мои коллеги проконсультируют вас по вопросу

эвтаназии. Вы имеете на это право из-за тяжести заболевания. Мы подпишем все, что нужно, чтобы вы получили разрешение. Нужно только сказать…

Уджал положил голову на подушку и закрыл глаза. Он хотел поговорить о возвращении домой. Он спросит медсестер

позже.

К концу следующей недели выделения у Уджала уменьшились, рубцы заживали, он ел пищу небольшими порциями. Колостома работала, пакеты наполнялись, и его перевели из отделения интенсивной терапии в хирургическое, чтобы продолжить восстановление. Теперь каждый день проходил одинаково: ранний завтрак, затем он сам управлялся со

стомными мешками, несмотря на предложения медсестер о

помощи; душ – о, радость после стольких дней протираний и

смены пропотевшей пижамы; короткий сон; обед; визит друга или Табиты с мамой; еще сон; и в конце дня хирург осматривает раны, пальпирует живот, принимает решение о даль-нейшем лечении или выписке домой 28. Каждый день он слышал, как врачи обсуждали результаты лечения с его соседями по палате: кому-то назначали физиотерапию, кому-то –

рентген, а того, кто сам спускался и поднимался по лестни-28  В сложных ситуациях такие решения уточняются ежедневно. – Прим. на-уч. ред.

це, выписывали домой. У постели Уджала врачи всегда были

очень добры. Они спрашивали о Табите, о его боли и выде-лениях. Они спрашивали, беспокоит ли его что-либо, и на-поминали, что, если станет слишком тяжело, можно поговорить с ними об эвтаназии. Затем они уходили.

Уджал начал бояться обходов, опасался неустанного хора

доброжелательных голосов, которые одним предлагали антибиотики, другим – физиотерапию, а ему – смерть, будто это

блюда больничного меню. Он начал понимать, что добрые

доктора беспокоились за него. Они могли предвидеть дальнейшее ухудшение его состояния, которое считали безна-дежным, недостойным, ужасающим; состояние, которое бы-ло хуже смерти. Уджал начал воспринимать солнечную палату с шестью кроватями как тюрьму, из которой смерть бы-ла единственным выходом. Он знал, что должен уйти.