Как мы умираем 1

Пока я закрепляла канюлю и капельницу, ожидая, когда

принесут раствор из больничной аптеки, она все говорила о

своих планах. Казалось, просто озвучивая все, что приходи-ло в голову.

– Я хочу путешествовать, – сказала она. – Хочу классно

провести выходные. Выйти замуж за Энди. И чтобы у нас

был классный медовый месяц в каком-нибудь фантастиче-ском месте как Гималаи или Альпы. Он любит горы, но ненавидит воду. Мы как небо и земля! Ну, знаете, противопо-ложности притягиваются? Он такой тихий, вдумчивый и ум-ный, а я такая: «Эй! Посмотри на меня!» А он: «Я тут пытаюсь сосредоточиться, не возражаешь?» И уходит с головой

в книгу или фильм о скалолазании, природе или еще о чем.

Я не знаю, как у нас получится жить вместе, но получится.

И я научусь готовить и буду делать все его любимые блюда, и научусь быть тихой – тссс, вот как сейчас (шепча), очень

тихой, когда он думает о своем.

Салли снова говорит во весь голос. Действительно ли она

такая неудержимая и восторженная или испугана, и поэтому

столько болтает? Очень сложно сказать.

– Но я не могу быть невестой без волос, поэтому придется подождать, пока они отрастут после химии. Нужно вылечиться, чтобы оглядываться назад, когда я состарюсь, и смот-

реть на это все как на бредовый сон. Я выиграю. Я знаю.

Ее энтузиазм заразителен. Гораздо позже, перекусывая с

коллегами сэндвичем во время занятий, я начинаю задумы-ваться о важной роли большого пальца в сохранении баланса. Виндсерфинг и скалолазание без него будут чрезвычайно сложными видами спорта. А разве не нужен большой палец, чтобы нырять с ластами? Я задумчиво вытягиваю ногу

и шевелю ею, встречаясь взглядом с лектором, понимаю, что

не услышала ни одного его слова. Находясь в другом крыле

больницы, Салли занимает все мои мысли, болтает и мешает

сконцентрироваться.

Три недели спустя она возвращается для следующего курса химиотерапии. Я ее почти не узнаю: без копны волос она

выглядит хрупкой, похожей на эльфа, без ресниц и бровей

черты ее лица обнажены. Она встречает меня очередным радостным потоком сознания.

– Привет, док! Я снова тут! Боже, мне было так плохо

после последнего курса. Вы можете дать мне дополнительную дозу противорвотных? Это худшее, что может быть. Я

надеюсь, у меня никогда не будет тошноты по утрам. Нет, вы представляете, что это происходит каждое утро на протяжении месяцев?! Не-воз-мож-но! Я хочу много детей. Энди

блондин и, скорее всего, у них будут волосы цвета имбиря.

Мне кажется, рыжие дети такие милашки, вы так не считаете?Я объясняю, что не буду делать капельницу, пока не про-

верю, что ее костный мозг и почки в порядке после преды-дущего курса химии. Я сделаю тест и вернусь с результатами.

Она выглядит расстроенной.

– Просто принесите химию! – говорит она. – Мне нужно

поправляться, несите яд для рака!

Доставая иглу и пробирки для теста, я спрашиваю, какие

еще планы она строит на совместную жизнь с Энди.

– Я хочу минимум четверых детей и уже придумала всем

имена.

Кровь заполняет пробирки, прежде чем она замолкает и

моргает широко открытыми глазами:

– Бог ты мой! Я больше никогда ничего не почувствую!

Она настолько увлечена своими идеями и планами, что

даже не замечает, как я ввожу иглу. Это не моя заслуга, а

ее собственный механизм защиты, сила разума в действии: делать вид, что мы старые приятели, которые встретились

за кофе и обсуждаем новости: «Ничего плохого не происходит…»

На этой неделе капельницу ей делали медсестры, и я не

видела Салли, пока не отправилась домой. Она сидит на парковке с капельницей и курит сигарету, рядом – высокий уг-ловатый мужчина с короткими светлыми волосами, в круг-лых очках.

– Эй, док! Это Энди. Энди, это ассистент профессора, главный отравитель.

Я иду через парковку, чтобы поздороваться. Салли ждет,

когда прокапает физраствор («Это чистит мои почки, так что

я знаю, что польза есть!»), потом Энди заберет ее домой. Он

выглядит уставшим и расстроенным. По сути, он выглядит

больным. Если бы Салли не была лысой и с капельницей в

руке, ее можно было бы принять за здоровую.

На протяжении следующих четырех месяцев Салли продолжала проходить курс химиотерапии каждые три недели.

Ее сильно рвало, но она приходила с улыбкой и размышляла о том, как другим людям, должно быть, еще хуже, чем ей

сейчас. Она принимала стероиды для подавления тошноты, из-за чего у нее округлились и порозовели щеки. Она свети-лась. Энди, в свою очередь, похудел и стал похож на призра-ка. Я была готова к тому, что в следующий раз увижу его с

капельницей в руке.

Отрицание проблем со здоровьем может здорово

потрепать нервы близким и еще сильнее ухудшить

состояние пациента.

А затем лечение Салли прекратилось. Иногда медсестры

встречали ее в клинике и передавали мне, что у нее все хорошо. Она отправила нам открытку из Греции: «Привет, команда отравителей! Я же говорила, что сделаю это, так вот. Я

не могу устоять на доске для виндсерфинга, но каяк 20 – это

нечто!!! Продолжайте в том же духе. Салли и Энди ХХХ».

Я перестала следить за ее прогрессом, вернувшись в хоспис