Как мы умираем 1

дети всегда становятся капризными, в садике шум и беспорядок, и моя маленькая художница бежит показывать свой ри-сунок, на котором динозавр разговаривает с лягушкой. Мы

бежим, как листья-мыши, обратно к машине и едем в школу за сыном, где подходит к концу тренировка по футболу.

Раскрасневшийся и взволнованный, он вынужден сидеть на

пакетах – настолько промок. Это очень забавляет обоих детей, и путешествие к теплой ванне проходит весело, а потом

они ужинают с отцом. Им нравится ванная в мансарде. Они

сидят в пене и пузырях, пока дождь бьет по окнам и ветер

поднимает черепицу. Болтают о динозаврах и размышляют, говорят ли все лягушки на одном языке. Я слушаю их и то-же болтаю, смеюсь и думаю о том, сможет ли когда-нибудь

Намрита пережить такую же близость со своими детьми за

то короткое время, что ей осталось.

В полдень ветер стихает, мокрая парковка хосписа покры-та желтыми, красными и золотыми листьями. Я захожу в хоспис и сразу вижу записку от сестры: «Пожалуйста, спусти-тесь вниз поговорить о Намрите». Мое сердце замирает. Но

сестра выглядит бодрой.

– Посмотрите на это, – говорит она, ведя меня по коридо-

ру, наполненному запахом пищи, что снова напоминает обо

всех удовольствиях, которых лишена Намрита. Сестра останавливается у открытой двери палаты, я вижу Рубани и ба-бушку, которые сидят у окна напротив двери и разговаривают. Слегка повернувшись, замечаю Намриту с ребенком на

коленях: она улыбается, полностью поглощенная разговором

с ним. Она начинает петь и качать его на колене. Миску для

рвоты я не вижу. Как это возможно?

Рубани улыбается мне и обращается к матери. Намрита

поворачивается и счастливо улыбается. У меня нет слов. Она

закатывает рукав и показывает то место, где под кожей стоит

маленькая игла, подключенная к пластиковой трубке. Я понимаю, что у нее стоит система для автоинъекций. Она принимает лекарства от тошноты.

– Как?.. – я даже не могу сформулировать вопрос.

– Вчера вечером мистер Бат отвез детей домой и вернулся

к жене, чтобы поговорить, потом пришел в офис и сказал, что они согласны принимать лекарства, потому что мы уважаем жизнь, дарованную Богом. Мы сделали пробную до-зировку и поставили автоинъектор. Ночью она спала, утром

выпила фруктовый сок и съела чапати 51 на ланч.

Лечение тошноты Намриты с сохранением ее религиозных верований вернуло ее к жизни. Она смогла вернуться

51  Чапати – хлеб из пшеничной муки, наподобие тонкого лаваша, распространенный в Афганистане, Индии, Непале, Таджикистане и других странах. –

Прим. ред.

домой и провести время с семьей. Она умерла в собственной

постели спустя десять недель. Еще 70 дней она была женой, матерью, хозяйкой и служительницей Бога. Несмотря на то, что никогда больше не вернулась в родные края, она была

окружена своей общиной, и ее похоронили согласно традиции на следующий день перед заходом солнца.

Лучшие умирают молодыми

Заканчивая наше путешествие по фактам о смерти,остановимся на минуту и поговорим о парадоксе, который

случается каждый день в паллиативной помощи. Часто, работая в отделении или приезжая по заявке общественной

группы паллиативной помощи, ее сотрудники спрашивают:

«Почему вы всегда приезжаете к нашим любимым пациентам? Как получается, что помощь получают самые хорошие люди?» И это похоже на правду: если посмотреть на

отделение хосписа или список пациентов для общественной

команды паллиативной помощи, становится понятно, что

все они – чудесные люди. Или мы смотрим на мир через ро-зовые очки? Или действительно есть что-то особенное в

людях, которые понимают, что они приближаются к концу

жизни?

Всю свою жизнь я размышляла над этим вопросом и постепенно начала видеть закономерности. По сути, все люди, с которыми мы имеем честь работать, – особенные. Они смело переносят свои симптомы, не избегают смерти, а ценят

каждый день по мере приближения к ней, отпускают тревогу о будущем и просто наслаждаются настоящим. Умирающий драматург Деннис Поттер в своем последнем интервью

очень точно описал это открытие простых вещей через цве-

тение сливового дерева за окном: «Это самое белое, пени-стое, пышное цветение, которое я когда-либо видел, и теперь

я могу его увидеть».