Дорофей ответил, как всегда обращаясь исключительно к цариссите:
– Она не рассказывала, а я не осмелился спросить. Должно быть, раскаяние уже отвратило ее от разбойников и толкнуло на примирение с Верховной царицей. Она могла сбежать от разбитой армии. Это предположение, а точных сведений у меня нет.
Ага, раскаяние ее толкнуло, а не царберы, которые обложили со всех сторон и сели на хвост.
– Расскажи про взятие башни, – распорядилась Тома, понимая, что иначе с расспросами полезу я. – Ты присутствовал?
– Был внутри. Цариссу Варфоломею с основными силами защитников хитростью выманили за ворота и уничтожили из засады. Царисса отбивалась до последнего, но ее, как и всех, расстреляли из гнуков и после зарубили. В башне остались только царевна Зарина, войник Бакула, я и слуги. Как мы ни уговаривали царевну, она почему-то открыла ворота. Внутрь ворвался такой сброд, что стало ясно – живыми не выпустят. Мы приняли бой. С самого начала стало понятно, что не продержимся. Часть слуг попряталась в надежде, что, как людей подневольных, их не тронут, остальные ушли подземным ходом. Царевна все время чего-то ждала, но нас смяли количеством. Я не сумел защитить царевну, смог лишь не допустить надругательств, вынести тело и похоронить.
– Ты лично хоронил ее?
Тома с состраданием оглянулась на меня.
Дорофей кивнул.
Потемнело. И будто бы дождь пошел.
Отряд спешно двигался сквозь ровные ряды садовых деревьев. Они напоминали почетный караул по обе стороны дороги: кривые ветви печально отдавали честь, вдаль уходили колонны и шеренги сотен, а то и тысяч таких же бесстрастных свидетелей моей боли. Резкость изображения все меркла и меркла, будто на объектив камеры полили из ведра.
Пиявка занервничала и стала притормаживать.
– Фу! – прикрикнул я.
Человолчица не успокаивалась, все время дергалась в сторону, и я уже потянулся за плеткой…
– Что-то не так, – сказал Юлиан, озираясь.
– Стоп! – грянул я во всю мощь едва не вылетевших наружу легких.
Тома резко остановилась, за ней все остальные. Пиявка скулила и тянула назад. Юлиан принюхался:
– Чужие. Много. Впереди.
Дорофей пустил коня галопом. Несколько копий, брошенных вдогонку, цели не достигли, он лихо уклонился. Прирожденный боец. Не хотелось бы встретиться с таким один на один.
Тома осознала происходящее.
– Назад – вперед! – выплеснулось у нее со страха, но все поняли.
Из-за дальних деревьев вынеслось несколько стрел, но расстояние было большим, вреда они никому не причинили.
– Что-то проясняется, – удирая бок о бок со мной, крикнула на ходу Тома. – Одного противника знаем в лицо. Насчет Деметрии он соврал?
– Скорее всего.
А в душе воссияло. Насчет Зарины он тоже мог соврать! Дождь прекратился, туман рассеялся, надежда взошла ярким внутренним солнцем.
– Что же получается? – размышляла Тома. – Зарина открыла ворота – значит, настолько дорожила нашими жизнями… – Ее глаза очумело вскинулись на меня. – Подожди. Не нашими. Твоей!
Я густо покраснел.
– Ах ты, женский угодник! – расплылась Тома в усмешке. – И что в тебе бабы находят? Подскажи, а то, сколько ни стараюсь, не понимаю. Одна врагам башню сдает, вторая топится… Думаешь, я не поняла, чего вдруг Марьянка в реке оказалась?
– Не бабы, а царевны. Высшее сословие. Аристократки и интеллектуалки. Не понимаешь, потому что у тебя интересы больше по части животного мира.
Указующий мах подбородком в сторону прикрывавшего наш отход Юлиана привел Тому в бешенство:
– Не смей так о нем, он лучший из всех! Он нас только что спас!
Где бурлят гормоны, там логика не ночует. Тома уже забыла, что тревогу подняла Пиявка, а остановил кортеж я.
И все былые заслуги – тоже псу под хвост.
Впрочем, былые заслуги – никогда не заслуги. Аксиома.
– Ты мелкий злобный пройдоха! Если б не родственные чувства, духу твоего рядом не потерпела бы.
– Зато царевнам нравлюсь, – спокойно парировал я.
– А Юлиан – цариссите! Кто круче?!
– Убила. Аргумент неоспорим, счет – ноль-один в твою пользу. Но к чужому мнению нужно прислушиваться в любом случае.
Тома тревожно моргнула. Не поняла.
– Поясняю. У меня сейчас предложений о невесторстве – пальцев на руке не хватит, и все – царевны. Большинство из них – единственные дочки, то есть наследницы вотчин. Теперь счет в чью пользу?
– Не льсти себе.
– Никогда. Только тебе.
– Почему же тогда ты сейчас не в их замечательных постельках?
– Теперь тоже думаю: почему?
Подгадав под очередной прыжок Пиявки, я поводком вздернул ее ввысь, подхватил руками и усадил перед собой, на этот раз – лицом к себе, просто потому, что так получилось. Не пересаживать же на ходу. Ноги и поводья одновременно подстегнули коня.
–Чтобы вернуться домой, мы должны держаться вместе, – продолжила Тома, – поэтому прошу тебя, не унижай моего парня. Юлиан поедет с нами. Со мной. Домой.
– То есть, моего мнения ты не спрашиваешь?
– Нет. Я решила.
– Он даже читать не умеет!
– Разве это главное? Научу. Всему научу. Второго такого сердца, как у него, я не найду в обоих мирах. Если его не брать, то и я останусь.
Веселенькое дело. Я напомнил:
– А что скажешь про Добрика?