На улице радостно кричали, хлопали в ладоши, народ еще больше сгрудился у перегораживающих вход рогоносцев – двери оставались открытыми, и все происходящее в храме можно было видеть даже издалека. Это если не толкаться. К сожалению, толпа хотела видеть как можно ближе, и отодвигаться никто не желал. Допускаю, что толчея могла быть частью традиции, которая создавала ощущение праздника. Каждый понимает праздник по-своему.
Невесте подали оставшиеся два предмета с подушки, ими оказались плеть и пряник.
– Поднеси супругу в знак служения и повиновения.
Из белой занавеси высунулась полненькая рука.
– Вкуси моей сладости, муж мой, и не оглядывайся на другие, пока мне есть чем угостить, а тебе есть чем жевать.
Люба осторожно выглянула из щелочки, пряник в ее руке ткнулся мне в губы. Не дурак, понял. Зубы ухватили краешек, я изобразил на лице неземное удовольствие.
Остаток пряника лег обратно на подушку, Люба протянула плеть.
– Покажи, как будешь наказывать, если ослушаюсь или не угожу твоим желаниям, муж мой.
Плеть перекочевала ко мне, Люба нагнулась, и задняя часть занавеса на ней поползла вверх.
– Не надо! – Я испуганно перехватил, задергивая подол обратно.
Любу затрясло.
– Невеста подносит супругу символы сладости и послушания. – Она дрожала от гнева и стыда. – Нужно съесть пряник и прилюдно высечь, ради этого собирается народ.
– Им бы только пожрать да поглазеть, вечное «хлеба и зрелищ», – прошипел я, борясь с руками Любы, которые старались поднять подол, а мои руки всячески этому препятствовали.
– Из-за отказа на всю нашу семью ляжет позор до скончания века. Если не ты, я сделаю это сама.
Довод подействовал. Я отступил на шаг, плеть поднялась над открывшимся неохватным тылом, где, как оказалось, под фатой-занавеской никакого другого платья не подразумевалось. Изнутри задранная накидка поддерживалась пальцами Любы, а снаружи собралась складочками на пояснице.
– Посильнее, Ваня. Ты же не хочешь, чтобы над тобой и надо мной смеялись.
Не люблю, когда надо мной смеются. Воздух взрезал жуткий свист, и через миг Люба прочувствовала упомянутую нелюбовь.
– Спасибо.
Покрывало упало на место, зрители выдохнули. Я отбросил плеть, будто она была ядовитой змеей.
– Иван и Любомира! – разнеслось над головами. – Были вы два, а стали одно, и убоится жена мужа своего, и подарит столько радости, сколько он восхочет, и будут ваши дети умны и красивы, а устои незыблемы!
Еще на одной подушечке вынесли свадебный подарок от пап, его назвали приданым: наши с Любой собственные флаги, с десяток белых и один черный. На небольших полотнищах красовалась мелкая узорчатая вышивка в цвет ткани, одинаковая на всех. Наверное, у каждой пары, которая женится, свои орнаменты на флагах, чтобы, если унесет ветром, не перепутать. Теперь и наш домик будет выглядеть нарядно. Не забыть бы спросить, что означает черный. «Священные знаки» – так охарактеризовал флажки Урюпка в день нашего знакомства. Прошли дни, а я не выяснил предназначения. Теперь догадываюсь: прямая связь со свадьбой. Странно, неужели в деревне играется столько свадеб? Хотя… у Немира жены нет, зато детей сразу и не сосчитать – и даже не все присутствуют, ведь говорили еще об уехавшей дочери. Если столько же молодежи живет в каждом доме, а их в деревне десятки…
Церемония закончилась. Меня с Любой поставили рядышком на первую телегу и без особых приключений доставили обратно. Ясну с ребенком временно переселил к себе кто-то из соседей, и празднично украшенная цветами и разноцветными лентами хозяйственная постройка оказалась в нашем с Любой распоряжении – именно туда вела нас толпа. С сегодняшнего дня, как понимаю, помещение с сеновалом превратилось в жилье для новобрачных.
Жаль, что убегайка отныне вне досягаемости. У меня было, о чем спросить, а у нее, единственной из ближнего окружения, имелось, что ответить. Пусть даже иногда соврет. Любая информация о Большом мире все равно была для меня бесценной. И какой ей прок обманывать теперь, когда все уладилось?
С песнями и танцами меня с Любой проводили внутрь, и после не совсем приличных пожеланий створки хлипких дверей-ворот затворились. Все отправились на праздничный ужин, а молодым он, видимо, не полагался. Впрочем, в углу обнаружились кувшин с питьем и тот пирог, с которым днем до дому носилась женщина.
Мы остались вдвоем. Я чувствовал, как неодолимое желание постепенно выключает в организме все, что еще сопротивлялось пожару. Неправильность, иллюзорность и полное безумие происходящего сводили с ума. Сон наяву. Я – муж. Передо мной – жена, готовая к исполнению любых фантазий. Да что там готовая, требующая их! Ситуация замерла в позиции висельника, из-под которого выбили табурет, а веревка еще не натянулась. Человек застыл в воздухе. Словно в остановленном видеоролике стартовала ракета: при нажатии кнопки «пуск» виртуальный объект рванет вперед и ввысь, а настоящий, если его действительно остановили, грохнется оземь. С природой не поспоришь.
А надо.