Как я был номеном

Деревня Зырянка (по нормам моего мира правильнее было сказать «село», ведь в Зырянке был храм) занималась привычным хозяйством и приглядывала за Главной рекой, как здесь называли Большую воду. Ближайший гарнизон коняжских войск располагался в Тихаревке ниже по течению, а до стольного Еконограда топать и топать, и никто не мог сказать сколько именно. Только рукой махали, что, дескать, когда припрет, сам узнаешь.

Мастер Драк натаскивал меня к схваткам на грядущем празднике, до которого оставались считанные дни. Говорили, что если показать класс в учебных боях и слух дойдет до конязя, тот приедет посмотреть на нового пса-чемпиона, а ставки и плата за выступления взлетят до небес. С одной стороны, очень хотелось как-то выделиться и всех победить. С другой стороны – зачем? Если у меня вдруг получится, я привлеку к себе лишнее внимание, появятся ненужные вопросы. Память хранит множество приемов и ударов, известных из телевизора, но применить их в боях я, скорее всего, не смогу, а учить других не собираюсь. Пусть же все идет как идет.

Меня тренировали с утра до обеда, а после обеда в конуре занималась вторая смена. Если там найдутся бойцы не хуже, мою скромную персону к выступлениям не допустят. Из наших трое-четверо уже на первой минуте спарринга разбивали мной бортик-плетень или заставляли вопить о пощаде. Биться с более подготовленными бойцами мне не стоило.

Люба ходила мрачнее тучи, хотя и улыбалась всем встречным-поперечным. Каждое утро она глядела на соседские домики, цветущие флажками на крыше, и украшала наш такими же, добавляя по одному. Про вопрос о черном Люба убито отмахнулась, у нее открылся слезный вентиль, и выяснять дальше резко расхотелось. Всему свое время. Попаду под настроение – сама все расскажет. Она и так не в себе по причине, что в медовый месяц молодой муж спит отдельно на другом конце сеновала. Хорошо, что никто не в курсе, иначе Люба пошла бы на крайние меры, и я даже знать не хочу предела ее фантазии в семейных разборках. Обедали мы за общим столом, над нами активно подшучивали, заставляя краснеть, а Любу почти плакать. Все шло по плану кузнеца: Постник занимался отцовской кузницей, остальные глядельчеством и хозяйством.

Несколько дней пролетели как один. Немир не вернулся, Марианну в базилке не обижали – устроили на заднем дворе в отдельной «келье», выглядевшей как амбар. Амбар не закрывался, но выйти постоялице дозволялось только в уборную. Со мной она встречалась на нейтральной территории, в нижнем холле пагоды, называвшейся базилкой, прямо у елки. Четыре воина в рогатых шлемах, по двое за плечами каждого из нас, мешали откровенным разговорам. Убедившись, что ничего страшного за день не случилось, я уходил, дав обещание прийти завтра.

Однажды Постник попросил помочь. Вернувшись с тренировки, я пообедал с Елкой и Фенькой (Урюпка дежурил у реки), и собрался в кузницу.

Елка тоже поднялась:

– Я провожу.

– Я тоже! – радостно вскочила Фенька.

– Тебе со стола убирать, а потом Урюпке обед нести. – Елка поправила на себе балахончик и вцепилась в мой локоть. – Пошли?

Общество «сестренки» напрягало, но причин, чтобы отказаться, у меня не нашлось. Неприятно, когда тебя в чем-то подозревают, а ты не можешь опровергнуть. Иногда даже хочется совершить то, в чем подозревают, чтобы мучиться не зря.

– Скажи, – начала Елка так, что я заранее поежился в ожидании подвоха, – ты смирился с тем, что отец назначил тебя совершеннолетним и женил не по своей воле?

– Нет, – автоматически вырвалось у меня прежде, чем подумалось.

Нельзя так делать. Чревато. Что и произошло.

– Если женитьба неправедна, – обрадовалась Елка, – и если есть отводы, о которых умолчали, потому что на одну из сторон давили, ты вправе поступать по внутренним убеждениям. Ты даже обязан так делать. Это более соответствует духу устоев, чем тупо исполнять не менее тупые ритуалы.

К чему ведет малолетняя софистка? Неужели когда-то я так же доводил других своими трудноопровергаемыми логическими подковырками?

– Если тебя насильно подняли во взрослость, истинные устои не запретят пойти со мной на речку.

– Ты девочка, а я наоборот, – напомнил я.

Несовершеннолетние мальчишки купались отдельно от девчонок, это прекрасно помнилось. Как и то, что за подглядывание царевна едва не поплатилась целостью шкурки.

– Мы члены одной семьи и до наступления взрослости имеем право купаться и мыться вместе.

Я покачал головой и набрал в грудь воздуха для обстоятельного ответа, но настырная спутница не дала сказать:

– Так гласят вековые устои! – Елка до самозабвения гордилась своей логикой, вызывая у меня ужас от воспоминаний, как я сам с таким же умным видом разглагольствовал о важных вещах, не понимая, насколько не знаком с настоящей жизнью. – Если б это было не так, во время вашего бегства надзорные папы уже сделали бы из всех нас мясо на шампурах.

– На шампурах? – Мысль ухватилась за очередное слово, неправильное для местных реалий. – Как выглядит шампур?

Тоже ангелы занесли? Значит, здесь есть еще один портал?!

– Старинное слово. – Елка пожала плечами. – Длинный штык для жарки мяса.