Как я был номеном

Сенная укрывалка уже осыпалась полностью, в ночи ярким пятном белела верхняя половина Любы. Это ее не смутило. Она не стала вновь сгребать развалившиеся охапки, взгляд гордо сказал: смотри. Любуйся. Запоминай. Если отказываешься сейчас – выжигай в мозгах эту картинку паяльником желания, чтобы, наконец, решиться на шаг, за которым небеса… или бездонная пропасть. Кому как повезет. Никто не знает, пока не попробует.

За Большой водой любовные игры между мужчиной и женщиной называют ловилаской, а в моем далеком доме кратко и емко стараются не называть, потому как звучит либо заумно, либо неправильно, либо некрасиво. Либо совсем непристойно. Здесь, как вылетело у Елки в лесу, ходит слово «любушки». Очаровательное название.

Любушка ждала от мужа любушек, а он глупо артачился. Со вздохом молодая жена продолжила:

– Если бы не смерть деда и Кудряша, не отработка Постника и Елки, и не вы с Марьянкой, свалившиеся из ниоткуда, отец сразу отправился бы к конязю, пока тот был неподалеку.

Добивая противника, Люба перевернулась на живот, сложила руки перед собой и приподняла лицо – как бы исключительно для разговора со мной. Ударили по глазам сахарные острова, темнеющие грозовым ущельем. Да какие там острова, материки! Полные бедра переходили в задорно приподнявшиеся икры, которые то сходились, переплетаясь в воздухе, то снова прятались в сенной подушке. Округлая талия вмещала в себя побольше, чем за рекой привык видеть глаз, но это «больше» было столь чудесно, приятно и притягательно…

– Отцу придется жить у Любославы, пока его не примет конязь, – продолжила Люба. – Ожидание может затянуться, он же не может рассказать о существе дела посредникам.

– Что такое отработка? – выудил я еще одну местную особенность, требовавшую прояснения.

– У вас такого нет? Странно. Всех здоровых детей отправляют на общественно-полезные работы – уборку урожая, улиц, дорог. – Поняв, что уловка с соблазнительной позой не сработала и меня не проняло, Люба вновь развернулась в своей колючей берлоге. Голос стал тихим и усталым. – Плоды, которые надо собирать, бывают разные, смотря по времени года, но лучше любой урожай с ветвей, чем лошадиный навоз с дорог. С восьми лет и до одиннадцати один день в неделю каждый должен отдать общине. С двенадцати по четырнадцать – одну неделю в месяц. Работы иногда затягиваются, поэтому общий счет дней ведется по итогам года.

Было очевидно, что Люба ждет не разговоров, но я не мог дать ничего, кроме них. Разговаривать она не хотела. Глядя в ее судорожно сжавшееся лицо, вслушиваясь в интонацию ответов, я крыл себя последними словами, и самые животрепещущие вопросы замирали в горле.

– Спокойной ночи, – объявил я новобрачной, отворачиваясь к стенке вдали от нее.

– Спокойной, – едва слышно принеслось в ответ.

Под утро разбудил шум. Нисколько не заботясь о соблюдении приличий, в сарай ввалился Аким в сопровождении вечных рогоносцев:

– Где Немир? В комнате пусто.

– Наверное, вышел куда-то, – хмуро выдавил я.

– Невесту он с собой забрал?

– Марианну? Должна быть в доме.

Толстяк с помощниками ринулись туда.

Я вскочил, отряхиваясь и на ходу завязывая пояс. Люба осталась в сене, где неплохо устроилась в нетесноте и обиде. В том, что в доме я сделаю все как надо, она не сомневалась. Что-то женщины мне слишком доверяют в последнее время. Хорошо это или плохо?

Внутри дома папы тоже всех переполошили.

– Мы ее забираем. – Аким показал на женскую половину, где отныне ночевала «повзрослевшая» Марианна. – Кузнец, когда вернется, знает, куда и с чем идти.

– Нет! – Я перегородил выход. – Она останется здесь.

– Выступаешь против пап и устоев?!

На меня направили оружие.

Незваные гости не могли поверить, что кто-то может им возражать. Но даже Марианна не хотела неприятностей и судорожно собиралась, краем глаза следя за происходящим. Елка напомнила ей про платок. На меня все смотрели дикими глазами.

Конечно же, я не собирался драться, но как не прощупать границы дозволенного?

Границы были крепки, и я выдал единственное, что пришло в голову:

– Мы брат и сестра, мы… двойняшки. Мы всегда вместе!

– Я слышала, что двоеродцев разлучать грех, – из-под потолка объявила Елка, выглядывая из-за занавески полатей.

– Что есть грех, а что не грех, решать нам. Немирова невеста будет жить у нас, пока он не вернется. Если двоеродцам нужно, по вечерам они могут видеться в базилке в нашем присутствии.

Через минуту ворота за прихватившей дневной комплект одежды Марианной закрылись.

Глава 11

Кто сказал, что жизнь в деревне спокойна и нетороплива? Вздор, чушь и пропаганда. Она не текла, она кипела! С утра до вечера народ носился, как резаный. Общественные работы, семья, двор, гости на реке, козы и кони, сады, поля, огороды…