Как я был номеном

Плохо. Я понял ход мыслей, сам тоже перебирал варианты: поднять шум, привлечь внимание хотя бы соседей, а лучше – каких-нибудь местных полицейских или как они тут называются. Похищение детей ни в какие времена не приветствовалось. В моей стране таких беспредельщиков в тюрьмах свои же «опускали» – криминалитет примерял ситуацию на себя, и никто не хотел, чтобы нечто похожее случилось с его детьми. Человек, который воюет с детьми – даже для прожженных моральных уродов не человек. А собаке, как известно, собачья смерть. Или жизнь.

Здесь царили другие порядки, всем на всех было плевать.

Будем думать дальше.

Стражам нас трогать запретили, мы – заложники, и если Немир пойдет на какую-то сделку, мы должны быть отпущены в целости и сохранности. Получалось, что нужно сидеть и не пикать? Если хотим вернуться к Немиру – да. Но у нас с царевной, вообще-то, другая цель.

– Странно, что вы не знаете о таких поселках, – удивились сестры. – Вы с Ваней – убегайцы от дикой империи?

Сказанное прозвучало как утверждение и ответа не требовало. Тем более, что сразу последовало продолжение:

– Всей семьей жили бы сейчас в таком же лагере, и – никакого просвета впереди. Пробиваются считанные единицы, если ремесло нужное или кто умеет что-нибудь этакое, чего другие не умеют. У вас отец кто был?

– Воин, – втиснул я, пока Марианна не брякнула лишнего.

Люба удивилась:

– Почему же он бежал?

– Ранили, – придумал я. – Смертельно. А ваша мама где?

– Пошла с десятиной и не вернулась. – Люба вздохнула, крепче прижав к себе сестренку. – Поэтому отец их так не любит.

– Кого? – не понял я.

– Пап. Толстяк, который ими командовал, – Люба указала глазами на прислушивавшихся стражей, – скорее всего, из пап, а эти – из спасизадов. Извините, но у нас всех убегайцев так называют, потому что вместо борьбы с врагом спасают собственный…

Кубарю надоело наше шушуканье:

– Сказали же: спать!

В наступившей тишине я попробовал на твердость землю под стеной. Кроме как запачкать руки, не удалось ничего, хотя на пальцах от усилий едва не треснули ногти. Дом стоял на целине: проросшая травяными корнями земля копанию руками не поддавалась, для подкопа нужны инструменты или много времени. И много сил. Значит, надо поспать. Тем более, что завтра мне драться с Зимуном.

Никогда бы не подумал, что с подобной мыслью можно уснуть. Можно.

Легкое прикосновение вырвало из забытья.

– А если мне повторить подвиг Варвары? – втек в ухо едва различимый шепот Марианны.

Понимание пришло не сразу. Когда все-таки вползло и ядовито укусило, я вспылил:

– «Подвиг»?!

У царевны на те события имелось собственное мнение, оно соответствовало устоявшимся с детства понятиям:

– Она заигрывала с главарем рыкцарей и убила его, это помогло вам справиться с остальными.

Вот, оказывается, что нам тогда помогло. Версии Дарьиной дочки о вызволении учениц из плена в правдоподобии не откажешь. Одна закавыка: «подвиг» – полная дурь. Заигрывание едва не привело к непоправимой трагедии, последствия коснулись бы всех, просто мы с Томой и Юлианом, к счастью, подоспели вовремя. Но чтобы объяснить тонкости ситуации решившейся на самопожертвование девице, потребовалась бы уйма времени. И нервов. Я ограничился кратким:

– Не вздумай.

– Ты не победишь Зимуна.

– Как знать.

Из-за спины царевны на меня стыдливо глянула Люба. Она что-то шепнула в ухо Марианне, та сразу передала мне:

– Спроси, как быть с естественной нуждой.

– Вам надо, вы и…

– Они мужики, и ты тоже. Тебе сподручнее.

Спорить я не стал, наоборот, порадовался: учится наша иноменталитетная гостья жить в мужском мире.

– А куда тут… если очень хочется? – громко спросил я.

– Очень? – недовольно скривился спрятанный в бороде рот стоявшего на часах… нет, в нашем случае – сидевшего Кубаря. Он ткнул под бок прикорнувшего Мураша: – Нужно вывести.

Мураш с громким хрустом потянулся, почти достав руками до обеих стенок, и кивнул на дверь:

– Пошли. По очереди.

Напросился – делай, и я двинулся первым. При подходе к дверям мне заломили руку за спину, а бок ощутил близость острого клинка:

– Не вздумай бежать, «воин». Здоровье сестер зависит от твоего благоразумия.

Уборной оказалась стоявшая неподалеку от хибары загородка: три стеночки высотой по пояс, криво выставленные буквой П, и загаженная ямка посередине. Четвертая стенка отсутствовала со стороны двери в строение, где нас держали, что говорило о принадлежности туалета. Здесь отгораживались от чужих. Заборов между жилищами в поселке не существовало, поэтому около другого жилья имелись такие же загородочки, либо ничего не было. Один из таких безтуалетных хозяев справлял нужду метрах в сорока от нас. Это был мужчина, одетый в непонятное рванье, выброшенное другими по простой причине, что на одежду оно больше не походило. Он молча отвернулся, закончил дело в траву перед своей лачугой, больше напоминавшей шалаш, и равнодушно скрылся внутри. То, что меня вели с заломленной рукой и угрожали оружием, он рассмотрел прекрасно, но чужая жизнь его не интересовала. Поведение соседа многое сказало мне как о людях, обитавших в поселке.