Как я был номеном

– Не надо, – распорядился Зимун. – Негоже мужику голым задом сверкать.

Взгляд стоявшей рядом Марианны обрел осмысленность. Удивление мгновенно сменилось злостью, та в свою очередь – ядовитым негодованием. Хорошо, хоть вслух ничего не вылетело.

– Но проверьте, – прибавил Зимун.

Кубарь, утирая пот на полном лице, развязал веревки, стягивавшие мои кисти.

– Руки вверх.

Я выполнил требование. Мураш наскоро, но вполне профессионально ощупал меня на предмет недозволенного, даже подол на миг приподнял.

– Что с ногой?

– Скоро пройдет.

Интерес к повязке сразу пропал и больше не возвращался. Впрочем, толку от пращи было ноль: камня нет, и нормально раскрутить его в узком помещении не получится. И не успею. Меня убьют раньше.

Значит, одно из двух: ждать случая и параллельно готовить его. Это план на ближайшее время.

Оставив нас, стражи распределили дежурства и расселись по бокам от старшего. Огромный Зимун, растянулся на полу, Кубарь с Мурашом обнажили мечи, положили их рядом, взгляды продолжили пожирать гордую стать Марианны. Ладонь Мураша бездумно поглаживала острую бородку. Гибкий и верткий, как уж, в приседе он сложился почти вдвое, наслаждаясь случайным счастьем с непередаваемой детской непосредственностью. Так же не отводил темных глаз навыкате увалень Кубарь, его обрюзгшая туша привалилась к стене, а вросшая в плечи голова довольно покачивалась вместе с пышной бородой, скрывавшей половину лица вверх и не менее половины тела вниз. Подозрительно щурившийся Зимун, самый опасный из всех, взирал с пола глубоко посаженными глазами, слегка оттопыренные уши следовали за направлением взгляда, а тот, как заведенный, с царевны перемещался на меня, на сестер, на менее опытных соучастников, на дверь-стены-пол-потолок и вновь на царевну. Зимун единственный из всех был выбрит… нет, учитывая качество бритья, выскоблен. Если не сказать соструган. По всему лицу и на шее торчали пропущенные клочки щетины, а в районе кадыка бардовились запекшейся кровью небольшие порезы. Впрочем, шея у Зимуна практически отсутствовала, кулаки размером с окорок возлежали рядом с мечом, казавшимся в такой компании игрушкой, квадратное лицо темнело многочисленными трещинами, напоминая стены убогой хибары. В очередной раз убедившись, что все в порядке, Зимун прикрыл глаза.

До утра, как я понимаю, кормить не будут. Значит, надо спать. Я выбрал местечко в углу, оставив достаточно место между собой и обнявшимися сестрами. Марианна не торопилась.

– Сделаем так, – сказала она, развязывая узел на боку.

Зимун удивленно приподнял голову, сон пропал из его глаз, рука непроизвольно схватилась за оружие: пленница шла к нему, прямо на поднявшийся меч.

Острие уперлось в тугие капельки. Они дрогнули вместе с клинком, на который почти напоролись, и только тогда Марианна остановилась. Между острыми конусами появилась красная отметинка от встречи кожи с металлом. Ни слова не говоря, Марианна надрезала о лезвие меча угол снятого платка и пошла обратно, разрывая полотно на два больших треугольника. Один царевна протянула с готовностью ухватившей Любе, второй повязала на место и только тогда прилегла рядом со мной. Люба завозилась в сене, опоясываясь. На этот раз она отдала предпочтение не голове.

Стражи в замешательстве переглянулись.

– Нельзя! – строго сказал Зимун, а двое других закивали. – Разрешили только тебе.

– Думаете, она в этом убежит? – Марианна качнула головой на побелевшую Любу.

Та обратилась в соляной столб, только лежащий и пухлый. Не столб, а, скорее, сугроб.

– Считаю до трех. Один, – начал Зимун. – Если она не снимет, то тебе, нахалка, не сдобровать. Два.

Люба, только что затянувшая узел, принялась суетливо развязывать его дрожащими пальцами.

Марианна медленно протянула:

– А если я поцелую одного из присутствующих здесь воинов, девушке оставят платок?

Челюсти упали у всех, и сидевших, и лежавших.

Стражи почувствовали приключение. Осанки выпрямились, словно по каждой спине утюгом прошлись.

Припомнилась дискуссия с толстяком: «Девчонок не трогать! – А если они нас? – Неприятности мне ни к чему. – А если неприятности будут от них?» В ответ заказчик акции перевел стрелки на самих жертв обстоятельств: «Неприятностей не будет, правда, детки?»