Как я был номеном

Кузнец недоверчиво воззрился на меня, сильно возмужавшего в человолчьей компании. Осмотр закончился внушением:

– Девок мне не портить, если только твой папаша не император и не жаждет отдать за невесток пару областей.

– Ваня – сирота, – напомнила прибывшая с нами девчонка, смешливая пышка лет двенадцати.

– А это Фенька, – взмах светлой бороды указал на нее, – и Урюпка.

Крепкий мальчуган с жадным ртом и чуть свернутым сломанным носом, степенно и очень по-взрослому кивнул.

– Меня слушать и понимать с первого раза, – тем же мрачновато-тихим голосом продолжил кузнец, – повторять не люблю, церемониться не буду. Вопросы есть?

Вопросов не было.

– Фенька, останься, поможешь и расскажешь обо всем, как было. Урюпка, веди новеньких домой. Я отлежусь немного, и мы тоже придем.

Утершая слезы девчонка открыла перед нами дверь, мальчишка призывно махнул рукой:

– За мной. Вон наша изба, ближе всех.

Жилище стояло крайним на небольшой возвышенности, где располагалась деревня, после которой дорога спускалась и виляла меж возделанных полей. От дома в обе стороны уходил забор в человеческий рост, чтобы не заглядывали. Сруб стоял на «подошве» – так в деревнях у меня на родине называли наземный фундамент из булыжников. Когда мы подходили, я вновь обратил внимание на украшения над домами. Над большинством крыш развевалось до десятка белых флажков, а на некоторых висел черный – как правило, единственный, а иногда – в компании одного или нескольких белых.

– Флаги по количеству живущих в избе, что ли? А черные – там, где кто-то умер? – Я показал Урюпке на соседей.

– Что за флаги? – Он перехватил мой взгляд. – А-а, вон ты про что. Это священные знаки.

Жилище кузнеца «священные знаки» не украшали. За забором справа у дома, сразу за калиткой, находились сени, позади виднелось хозяйство с амбарами и множеством других неизвестных мне помещений и необходимых в быту штуковин.

– Ноги вытирайте, – подсказал на входе хозяйственный малец.

Гордый полученным поручением, он вовсю изображал взрослого. Наверное, копировал отца.

– Привет, – раздалось из комнат, едва мы вошли в низкий проем двери. – Кто наши гости?

– Это Ваня и Марьяна, они теперь будут жить с нами! – с удовольствием выпалил новости Урюпка.

Радостно потискавшись с вышедшей навстречу пышной молодой особой, он поспешил сообщить:

– Это Любомира. Ей шестнадцать, а она все еще не замужем.

Не лучшая презентация, но девушка не обиделась.

– Просто Люба, – расцвела на округлом лице милая улыбка.

Лучисто-жизнерадостная Люба визуально занимала немалую часть комнаты. Ее одежда, еще нигде мной не виданная, тоже, как у подростков в долине, немного напоминала пончо. Два куска ткани, длиной от плеч до колен, поверху и с обоих боков имели множество петелек, через которые продевались тонкие тесемки. Лоскуты прикладывались спереди и сзади, стягивались тесемками и завязывались на узелки под мышками и на талии. Этим одеяние Любы исчерпывалось. По дому она ходила босой, хотя в сенях, на грубо сколоченных полочках, виднелись сделанные из кожи и сплетенные из бересты шлепанцы разных размеров, а также у двери стояло несколько пар сапог и лаптей. Должно быть, обувь здесь применяли исключительно для выхода. Впрочем, судя по Урюпке и Феньке, десяти- и двенадцатилетним созданиям этот девайс не полагался.

– Проходите, садитесь.

Копну каштановых волос Любы стягивала налобная тесьма с узором. На носу, щеках и подбородке мельтешили похожие на веснушки прыщики, которых она жутко стеснялась. Зря. Чужие глаза видели только открытый взгляд и бьющую из берегов доброту.

Пока Люба накрывала на стол, мы с Марианной озирались. Из сеней можно попасть в две разные части дома, нас привели в переднюю, выходившую окнами на улицу. Что-то вроде светлицы в избе или горницы в тереме – не знаю, как их здесь называют. Парадная? Гостиная? Пусть будет передняя, чтобы отличать от задней комнаты, отделенной перегородкой из промазанного глиной плетеного каркаса. Туда вела хлипкая скрипучая дверца, а запахи рассказали о назначении: помещение для готовки и хранения припасов.

Центр передней занимал грубый стол со скатертью, вдоль стен стояли лавки, из-под них выглядывали сундуки. Никаких икон или чего-то подобного, привычного мне по фильмам про нашу старину. Потолок состоял из расколотых пополам бревен, под ним располагалось нечто вроде антресолей – деревянные настилы, уходящие поверху на заднюю половину дома. Пустые проемы окон украшали короткие занавески, земляной пол покрывали плетеные циновки.

Пока мы с Марианной осматривались, Урюпка, перепрыгивая с пятого на десятое, посвятил Любу в последние события. Тарелка с грохотом покатилась по полу. Люба с рыданиями умчалась за стенку, а Урюпка, еще не осознававший глубину трагедии, скривил губки и вздохнул: прием пищи откладывался.

Глава 3