–Надо учиться, иначе насильно заставят обстоятельства, а это больно.– задумчиво произнес он. И на этом разговор исчерпал себя, Олег погрузился в свои мысли, а я в негу. Было так уютно и тепло, что меня начало клонить в сон. Кажется, мой организм почувствовал, что теперь можно расслабиться. Но Гладышев не позволил мне этого сделать.
–Так, ладно, хорош разводить болтологию. Ты езжай сейчас к матери, давно пора поговорить. Будем надеяться, что с головой она дружит. Я пока договорюсь, чтобы ее на недели перевезли в центр восстановления в Новосибирске. Там клиника есть хорошая. И домой поедем, мне завтра надо в Москве быть, -набросал он план и направился к телефону, чтобы претворять свои слова в жизнь.
–Так время –то уже! Кто меня в санаторий пустит?– спохватилась я.
–Господи, Янка, всему тебя учить надо! Пару сотен там, пару сотен тут и тебе райские врата откроют, не то, что какого-то санатория.
–Фу, ты ужасный циник!
–Я– реалист! И всем рекомендую данную позицию, тебе в особенности, –отчеканил он.
–Кстати, о деньгах! Надо же карты заблокировать, и в полицию позвонить, – с досадой поморщилась я, только сейчас вспомнив об этом. Вот дура –то, господи! Меньше всего мне хотелось, чтобы какие-то уроды воспользовались моими деньгами.
–Ну, ты молодец, очнулась. Если бы я их не заблокировал, как только ты мне позвонила, аля улю моим денежкам. С таким легкомыслием пустишь по миру Олеженьку, – проворчал он, в который раз поражая меня своей продуманностью. С таким мужчиной реально, как за каменной стеной. Все предусмотрел и сделал.
–Что– то я очень сомневаюсь, – скептически произнесла я, но тут же повинилась. – Прости, пожалуйста! Сама не знаю, как вышло. Вообще не заметила никого. Сейчас заявление напишу, может, найдут их.
–Ага, непременно. Наши менты в стрип-баре пару сисек не отыщут, а ты хочешь… К ним обращаться – лишний гемор себе наживать. Много у тебя налички было?– иронизирует он, вызывая у меня смех своими сравнениями.
– Не очень. Тысяч двадцать, – прикинула я и удивилась. Как, однако, все быстро меняется. Еще недавно эти двадцать тысяч были для меня внушительной суммой, а теперь – не очень много.
– Тем более, еще заморачиваться из-за такой ерунды. У меня время дороже стоит, так что смысла не вижу, – отмахнулся Гладышев и стал кому-то звонить. Я же пошла собираться к маме.
По дороге к санаторию извелась так, что когда оказалась у его ворот, еще полчаса наворачивала круги в попытках успокоиться. Охранник смотрел на меня, как на умалишенную. А я такой и была от волнения.
Страшно было до тошноты и жжения в желудке. Я не представляла, что меня ждет. Это ведь первая встреча за долгие месяцы! Последний раз я видела маму счастливую, провожающую меня в город больших надежд. А теперь…Что ждет меня теперь после всех разочарований? После кошмарного обмана, разрушившего мамины мечты? Я не знаю и даже боюсь на что-то надеяться, но понимаю, если продолжу накручивать себя, то в очередной раз сбегу. А этого допустить никак нельзя. Ибо мой долг– встретится лицом к лицу с тем, что я натворила. Пора быть ответственной.
С этими мыслями решительно направляюсь в администрацию санатория.
Как Олег и говорил, «пару сотен там, пару сотен тут» и вуаля перед тобой открываются все двери.
Меня отвели в какую-то комнату, похожую на оранжерею из-за изобилия цветов, и сказали подождать, что было смерти подобно, ибо напряжение достигло критической отметки. Но слава богу, мне позвонил Гладышев, дабы проверить обстановку и сообщить, что с клиникой в Новосибирске он договорился, о чем мне следует сообщить главврачу, а также забронировал билеты на утро, а следовательно, чтобы я поскорее возвращалась, нужно выезжать.
Когда я закончила разговор, мама уже ждала меня.
И я, как не старалась, не готова была к этой встречи лицом к лицу. Поэтому обернувшись, застыла и не в силах поверить, что эта осунувшаяся женщина – моя мать. Но это была она, ибо даже болезнь и невзгоды не способны погасить ее невероятную красоту.
Я смотрела и не могла насмотреться на родное лицо, внутри все ныло от потребности бросится на шею к маме, дабы ощутить тепло и нежность ее рук, почувствовать себя маленькой девочкой без забот и проблем, как раньше. Но мы стояли, сверля друг друга напряженными взглядами, не делая навстречу ни единого шага, и от этого сердце разрывалось на части, хотелось плакать горькими слезами. Я не знала, что сказать, что сделать. Но меня в очередной раз отправили в нокаут, когда мама, ковыляя на костылях, пересекла разделяющее нас пространство и обняла меня.
Я остолбенела и забыла, как дышать, ибо ждала чего угодно, но не вот этого примирения без лишних слов и объяснений.
–Доченька, – выдохнула мама мне в шею, и ласково погладив по волосам, заплакала. – Доченька моя.