Каина

Туристы высыпали на берег. Тут были китайцы, американцы, немцы. Встречали их аплодисментами и белозубыми широкими улыбками. Гости с любопытством оглядывали поселок: соломенные крыши, удивительные растения, необыкновенные цветы, яркие, похожие на цветы, птицы... Поселок им нравился.

Сержант произнес свою давно заготовленную речь. Суть ее сводилась к следующему: туристы попали в рай! Здесь не нужны никакие бумаги, удостоверения, паспорта!

Здесь нет воров и преступников. Здесь царит порядок, и только порядок!

Женщины принялись размещать приезжих. Две семейные пары и одинокие молодые люди поместились в гостинице. Инграсия повела к себе китайцев, Каталина — недавно поженившуюся немолодую пару, которая совершала свадебное путешествие, а заодно и переводчицу Ингрид. Ингрид здесь явно нравилось.

— Рай, настоящий рай, — вздыхала она, вспоминая красавца с пристани.

Но без бумаг, как оказалось, не обойтись и в раю. Она вдруг вспомнила, что в Сан-Карлосе ей передали пакет для местной полиции. Паучи тут же вызвалась отнести его сержанту Гарсии. Паучи убежала, зато пришла Мирейя, ей в баре не хватило стаканов, а вместе с ней пришел и падре Гамбоа. Ингрид положительно были по вкусу здешние мужчины, она не преминула пококетничать и с падре. Падре в ответ расцвел улыбкой. Они уселись за столик, ведя самый что ни на есть любезный разговор. Мирейя неодобрительно поглядывала на Ингрид, эта женщина ей явно не нравилась. Она не нравилась ей тем больше, чем оживленнее говорил с ней падре... Вдруг Ингрид заметила лежащий на полу пакет. Она подняла его, заглянула и первое, что увидела, — портрет падре: «Галавис — преступник, сбежавший из тюрьмы в Боливаре».

— Это пакет, адресованный в полицию, — пролепетала она.

Падре мгновенно выхватил у нее листок. Ингрид была очень бледна. Ее бледность заметила даже проходившая мимо Каталина.

— Что с тобой, Ингрид? Тебе плохо? — забеспокоилась она.

— Думаю, от жары, она еще не привыкла к сельве, — ответил вместо Ингрид падре.

— Тебе нужен свежий воздух, не правда ли, дочь моя? Пройдемся на реку!

Ингрид смотрела на него расширенными от ужаса глазами, но покорно последовала за ним. Этот рай, похоже, оборачивался адом...

— Вы не падре, вы — преступник, — прошептала она, когда вокруг уже никого не было.

— Правильно, — согласился Галавис. — И что ты сделаешь? Заявишь, чтобы меня арестовали? Не советую, дочь моя, — со значением произнес он. — Для здешних людей я — падре, меня здесь любят, уважают. Неужели ты хочешь все испортить? В сельве происходит много страшных вещей — в кого-то нечаянно стреляют, кого-то похищают... Ты ведь не хочешь потерять работу? Не желаешь себе зла, правда ведь, дочь моя? Так что помалкивай и называй меня, как все — падре Франсиско Игнасио Гамбоа. Запомнила, дочь моя?

Падре говорил ласково, а Ингрид только кивала и кивала в ответ. Она попала в ловушку. Другого выхода у нее пока не было.

Когда они вернулись с прогулки, Ингрид была прежней жизнерадостной Ингрид. Что творилось у нее на душе, никто не знал. Внешне она была совершенно спокойна.

Ингрид обсудила с Фернандо программу. Программа выглядела весьма заманчиво: вечером праздник в баре по случаю приезда, выпивка бесплатно. На другой день после завтрака для желающих посещение водопада, затем пикник на лоне природы, вечером ужин в баре. На третий день прогулка по Тропе орхидей.

— Ну хоть тут все в порядке, — вздохнула про себя Ингрид.

Откуда ей было знать, что завтрашняя экскурсия к водопаду была пока только мечтой Фернандо. Лодки, чтобы везти туристов, у них до сих пор не было...

Но сейчас весь поселок готовился к вечернему шоу. Бенито надеялся своими серенадами «рыженькой» заработать кучу реалов. И Рикардо махнул на мальчишку рукой: пусть делает, что хочет... Сам он отправился к Манинье.

— Я думала, ты уже далеко, плывешь вниз по реке, — встретила его Манинья.

— Я задержался, уеду, наверное, ночью, и дня два меня не будет, ты не против? — спросил Рикардо, усаживаясь в кресло.

— Выпей александрино, пока ты не уехал... Они сидели, пили александрино и смотрели друг на друга, и Манинья знала: час ее счастья близок.

— Где детеныш? — спросил Рикардо, ища взглядом и не находя красавицы кошечки.

— Разве ягуар будет жить в четырех стенах? Он получил свободу, — отозвалась Манинья. — Я оставила себе его нежность. Надеюсь, ты не задержишься надолго?

— Тебе понадобится лодка? — осведомился Рикардо.

— Нет, ты...

В дверь вошел Такупай, предупреждая о приходе гостьи, и следом — Каталина.

Каталина чувствовала себя преданной, униженной, оскорбленной, но никто бы не заподозрил этого, взглянув на гордую красавицу. Она не удостоила вниманием Рикардо, хотя чувствовала всем своим существом: он здесь, он сидит с этой женщиной...

— Я пришла за лодкой, Манинья. Ты дала мне слово, — резко и отчетливо произнесла Каталина.

— Я отдала ее Леону, он хорошо заплатил за нее, — мягко протянула Манинья.

— Значит, Манинья не умеет держать своего слова? — возмутилась Каталина, прибегая к последней возможности хоть как-то воздействовать на Манинью.