Ему вообще очень нравилась эта женщина, такая сердечная, такая чистая, несмотря на свою не слишком-то праведную жизнь. Но уж кем-кем, а ревнителем чистоты Галавис никогда не был.
— Как жаль, падре, что вы священник! Ни для кого не секрет, что Дагоберто был моей последней надеждой, но так и не женился на мне, и я опять осталась наедине со своим одиночеством. А вы, вы самый необыкновенный человек на свете. Вы подарили мне минуты необыкновенного счастья, прогнали мое одиночество участием и сердечной добротой. Я хочу поблагодарить вас...
Мирейя в порыве любви и отчаяния обвила руками шею Гамбоа и крепко, страстно его поцеловала.
— Мирейя...
— Ничего не говорите, падре! — Мирейя после своего поступка была в еще большем отчаянии. — Забудьте обо всем, что случилось! Это безумие, глупость, грех!
Уезжайте, падре, уезжайте! И никогда больше не возвращайтесь!
Мирейя убежала вся в слезах, а Гамбоа стоял взволнованный.
— Эх, Гамбоа, Гамбоа, — заговорил он про себя. Он привык обращаться к умершему пастырю как с собеседнику и советчику. — Ты же видишь, я больше не могу обманывать этих людей. Я же преступник, меня ищет полиция. Но теперь я положу этому конец. Пусть все узнают, кто я такой, — бормотал падре.
Но вот и наступил миг расставания. Все столпились у вертолета. Последние объятия, поцелуи, пожелания.
Антонио говорил, прощаясь с Жанет:
— Мы же прощаемся не на всю жизнь, девочка! Если бы ты слушала меня и доверяла мне, я бы от всего сердца просил тебя остаться.
— Значит, ты просишь меня, все-таки просишь остаться, — обрадованно засияла Жанет.
— Беги, а то вертолет улетит без тебя, — Антонио слегка подтолкнул ее и с улыбкой смотрел ей вслед.
Каталина высматривала Дагоберто, она хотела поцеловать его на прощание. Откуда же ей было знать, что Дагоберто заперся у себя в доме? Он не желал, чтобы кто-то видел, в каком он отчаянии из-за отъезда дочери, поэтому предпочел прослыть бесчувственным, чем выставить свои чувства напоказ всему поселку.
Жанет и Каталина уже в вертолете, вот-вот он поднимется.
— Погодите! Погодите! — к вертолету подбежала Мирейя. — Падре хотел лететь с вами! Сейчас он придет.
— Падре? Хорошо. Жду еще ровно две минуты. Больше не могу. Нам нужно добраться до Пуэрто-Аякучо засветло, — ответил капитан.
Услышав рокот мотора, Манинья блаженно улыбнулась. Светящееся лицо ее с темными сияющими глазами стало необыкновенно прекрасным.
— Вертолет улетел, Гуайко! Этот рокот принес счастье Манинье.
Манинья поднялась по лестнице к себе в комнату и застыла, обняв резной столбик, а Такупай стоял внизу и любовался счастливой Маниньей. Наконец-то сердце Такупая было спокойно — Манинья была счастлива, она просто излучала счастье, и Такупай верил, что все беды Маниньи позади.
Госпожа его приютила у себя бессловесную женщину, которая вела себя почти как зверек, испуганное животное. К ней прилепилась кличка Пугало. Женщина эта приготовила чудесное снадобье для Гараньона, и рана его стала затягиваться прямо на глазах.
Потом госпожа повела Пугало с собой в лес. Такупай знал, что они пошли искать золото. Он не пошел за ними, он знал, когда он нужен госпоже, а когда она хочет обойтись без него. Когда они вернулись, Такупай понял, что Пугало отыщет для Маниньи золото.
— Я видела его, — сказала Манинья, — оно сверкало и переливалось. Золото принадлежит Манинье, и Манинья счастлива. Я там увидела и еще кое-что, — прибавила она. — Теперь все будет хорошо. Сельва снова любит Манинью.
А теперь вот улетел и вертолет, увозя Каталину Миранду, ненавистную соперницу.
Манинья еще в сельве знала, что ее мужчина будет принадлежать ей.
Отъезд Каталины был и для Такупая большим облегчением. Он не мог забыть, как блестел в руках Маниньи нож, когда она скрылась в доме Дагоберто.
— Я так испугался, когда ты пошла к девушке с ножом, — сказал он, — хорошо, что она уехала.
— Если бы Манинья пошла к Каталине с ножом, разве бы Каталина осталась в живых, Такупай? — с недоумением спросила Манинья. — Если она жива, то только потому, что Манинья не хотела ее смерти.
— Я тоже так думаю, — согласился Такупай. Он думал так, но думал и по-другому.
Он был старым и мудрым и знал, что в ночь, когда случилось несчастье с Гараньоном, Манинья колдовала. Она хотела наслать смерть на Каталину но духи не послушались Еричану, и это было главным ее горем. Теперь девушка уехала и все будет хорошо. Такупай был очень доволен, он любил свою госпожу и верно ей служил.
А Галавис так и не успел на вертолет. И как же он сетовал по этому поводу, как горевал! Он даже упрекал падре Гамбоа в том, что тот не захотел ему помочь и избавить от неприятностей. Задержался он, обчищая комнату Мирейи. Так он решил рассказать о себе правду, так решил поступить, чтобы она о нем не сожалела. Он хотел прихватить все ее драгоценности, а там поминай как звали!.. Он стоял посреди комнаты Мирейи, когда в дверь заглянул Фернандо.
— А вы, падре, были здесь? — спросил доктор не без удивления.
— Да, — без малейшего смущения ответил падре. — Я искал Мирейю.