Фернандо тронул его за плечо, протягивая деньги.
— Ты скоро наймешь индейцев? — спросил он.
— Скоро. Я договорился с Дагоберто, буду снимать у него комнату. Дом-то... теперь пустой.
Падре Гамбоа опять избавили от разоблачения. Кто-то его явно хранил, Бог или дьявол, он не разбирался. Опасность вновь миновала, и он был счастлив. Но покой у людей с нечистой совестью недолог. Мальчуганы Инграсии подобрали в уличной пыли бумажку, которую обронил капрал Рейес, когда рылся в конверте, ища согласие на отставку. Любопытные мальчишки конечно же стали ее рассматривать. И что же они увидели? Портрет падре! Только на фотографии падре был очень страшный — худой, черный, с вытаращенными глазами. Мальчишки тут же поделились своей находкой с Тибисай.
— Дурной человек сделал портрет нашего падре, — сказала набожная старуха. — Очень дурной, это сразу видно. Нужно найти падре и спросить, кто это сделал такую дурную фотографию.
Увидев свою фотографию, Гамбоа похолодел. Да какой Гамбоа? Галавис, преступник, бежавший из боливарской тюрьмы, которого разыскивают и вот-вот найдут власти.
Ему срочно надо было отсюда сматываться. И выход был — вертолет. Только как на него попасть? Там только три места. Летят Каталина, Жанет и Антонио, и больше ни единого человека летчик не возьмет.
Счастливая Жанет прибежала к Антонио.
— Наконец-то радостная весть — через полчаса мы с тобой улетаем из проклятущего поселка! Как я счастлива, Антонио! — Жанет чуть не прыгала, обнимая жениха.
Антонио, похоже, не разделял ее восторга. Голубые глаза его смотрели довольно холодно и не без недоумения: весть застала его врасплох.
— Собирайся, Антонио! Собирайся! — торопила Жанет. Сидя на кровати, она торопливо запихивала свои вещи в сумку, брала и совала не глядя. — Ну что же ты? — спросила она, видя, что Антонио стоит у окна, не двигаясь с места. — Вот это положи к себе, у тебя ведь найдется место? — Она протягивала ему рубашку. Антонио молчал. — Давай не будем ссориться! — умоляюще попросила она, перекатившись на кровати к нему поближе. — Не порть мне настроение. Скоро мы прилетим в Каракас и поговорим там совершенно спокойно. Ты увидишь, поймешь, что мы с тобой любим друг друга.
Антонио повернулся к Жанет и сказал:
— Выслушай меня внимательно, Жанет, и постарайся понять. Я много думал и принял решение. Мне очень жаль, но я никуда не поеду.
Жанет окаменела.
— Ты бросаешь меня? Ведь это означает конец. Ты понимаешь, что это означает конец наших отношений?! А я, я люблю тебя! Я приехала в эту мерзкую дыру только потому, что люблю тебя!
Слезы текли по щекам Жанет, она упала на кровать ничком и рыдала: счастье в один миг обернулось для нее горем.
— Я тоже люблю тебя, — мягко сказал Антонио, — но с этой, как ты выражаешься, дырой связано все мое будущее. Я хочу работать со своим братом, наш проект — единственное, что у нас есть в жизни.
— Но я не хочу уезжать без тебя! Ты не можешь променять меня на какую-то жалкую дыру! — плакала Жанет.
— Ты можешь остаться, — предложил Антонио.
— Меня здесь никто не любит, — честно призналась Жанет. — Я признаю, что глупо себя вела, но ведь ты изменил мне со шлюхой!
— Не будем об этом. Ты ни в чем не виновата. Но ведь кроме проекта мне нечего тебе предложить, поэтому удерживать тебя я не имею права.
— Так вы летите, ребята? — в комнату заглянул Фернандо с пачкой каких-то бумаг в руках.
— Нет, — ответил Антонио.
— Да! — ответила Жанет.
Фернандо посмотрел на обоих, благодарно улыбнулся брату и подошел к заплаканной Жанет.
— Это письма и проспекты для бюро путешествий в Каракасе, туристических агентств в Канаде, Германии и Италии. Отправь их, пожалуйста, Жанет, — попросил Фернандо.
— Жаль, что у нас нет фотографий, — вздохнул Антонио. — И с удобствами тут туговато.
— Я очень благодарен тебе за решение остаться, — обратился к брату Фернандо. — Вдвоем мы будем работать не покладая рук, и вот увидишь, своего добьемся.
— Я думаю, ты простишь меня когда-нибудь, Жанет. Я уверен, мое решение правильное! Пойду скажу капитану, что одно место в вертолете свободно.
Да, кто-то свыше покровительствовал преступнику Галавису! Он чуть не подпрыгнул от радости, услышав, что в вертолете освободилось место. И побежал со всех ног собираться.
— Я уезжаю, Мирейя, — сообщил он на ходу встретившей его счастливой улыбкой женщине.
И остановился — такого эффекта от своего сообщения он не ждал. Мирейя побледнела как полотно, помертвела, и в глазах ее отразилось такое отчаяние, что Гамбоа—Галавис не мог не сказать: — Да я не знаю, сколько времени буду в отъезде. Два-три дня, не больше. Не надо так смотреть!
— Не обращайте внимания, падре! Когда я была маленькой и мама уходила из дому, я всегда плакала и боялась, что она не вернется и оставит меня одну. Вот и сейчас я чувствую себя такой же маленькой девочкой. Я остаюсь одна, без защиты, и мне очень страшно!
— Я не оставлю тебя, Мирейя, — Галавис был искренне растроган.