Каина

Ноги не держали его, и он грузно упал на колени. А Манинья стояла над ним и смотрела на него. Будто змеи, черные полосы оплели ей руки, змеиные головки вились на щеках, лоб обвивала черная змея, — страшна была колдовская раскраска Маниньи.

— Ты видел то, чего не должен видеть никто, — тихо проговорила она, — и я накажу тебя за это. Ты ведь заслужил наказания, Гараньон?

Черные волосы скрывали тугие груди Маниньи, по животу, между грудей до самого горла тянулась черная полоса — страшна была раскраска Маниньи.

— Нет, Манинья, нет, — прошептал в ужасе Гараньон, чувствуя, что надвигается что-то ужасное.

В руках Маниньи блеснул ее любимый нож — и нечеловеческая боль пронзила Гараньона.

— Теперь ты знаешь: тот, кто видит то, чего видеть нельзя, платит своими глазами.

По лицу Гараньона текла кровь и смешивалась со слезами.

— Прочь! — приказала Манинья. — Не выношу, когда мужчины плачут! Вон из моего дома! Вон!

Гараньон пополз к двери. Он знал, что не может не повиноваться.

А Манинья величаво стояла посреди комнаты и говорила ему вслед:

— Манинья Еричана здесь повелительница и госпожа, и еще не родился тот, кто возьмет верх над ней.

Такупай помог Гараньону встать, повел и уложил в уголке прихожей. Сбившись в кучу, остальные слуги с испугом смотрели на ревущего, как бык, Гараньона.

— Сейчас тебе станет легче, — пообещал Такупай, — я полечу тебя, и благодари госпожу, что ты только окривел, а не ослеп...

Поглядев на окровавленный нож, Манинья Еричана стала ворожить. А потом, держа нож перед собой, вышла из дому, пошла по улице. Шла она спокойно и мерно, и была пуста та улица, по которой шла Манинья. Вот она вошла в дом Дагоберто, и пустыми были комнаты, по которым шла Манинья Еричана. Приоткрыла дверь — Каталина спит спокойно в своей постели. Голова повернута набок, волосы разметались по подушке, нежная шея обнажена. Манинья в змеиной раскраске встала над спящей и обеими руками высоко подняла свой нож. Подняла и опустила. Но что это? Нож будто уткнулся в непреодолимую преграду, он застыл, он не опускается дальше, как ни силится Манинья ударить им. Еще усилие! Еще! Нет, не слушается нож Манинью! А Каталина мирно спит, голова повернута набок, волосы разметались по подушке. И Манинья ушла из дома Дагоберто, как сомнамбула прошла по пустому поселку и закрылась у себя в доме.

— Ты видишь, видишь? У меня на руках мурашки! — Тибисай прибежала к Мирейе, которая сидела возле стойки с лодочником.

— Ты же любишь Каталину Миранду, признайся себе. Ведь и Каталина... — она не успела договорить, ее прервала Тибисай своим криком.

— Что с тобой? — обратилась Мирейя к Тибисай.

— Я чувствую запах крови, — отвечала Тибисай. — Наше селение болеет: Абель едва не совершил сегодня убийства, Паучи прибежала вся в синяках из лесу, и теперь опять пахнет кровью...

— Завтра падре отслужит мессу, — отвечала ей Мирейя, — и нам всем сразу станет легче.

— Дай-то Бог, дай-то Бог! — прошептала набожная Тибисай.

Глава 15

На площади возле расставленных полукругом стульев собрались все жители поселка Сан-Игнасио. Наконец-то состоится месса. Наконец-то Господь Бог оденет своей благодатью это глухое нечистое место и ниспошлет покой душам его обитателей.

Набожные женщины уже готовы были утирать слезы благодарности и умиления, что наворачивались у них на глаза.

Куда менее торжественно было на душе у падре Гамбоа. Поглядывая на собравшихся, он повторял про себя:

— Гамбоа! Почему нет чуда? Спаси меня и на этот раз! Что же мне делать? Что?!

Однако, похоже, заступник не слышал своего подопечного. Инграсия уже накинула на голову белый кружевной платок, собираясь помогать падре служить мессу, и со вздохом Гамбоа начал:

— Все мы успокоились. Прекратились все ссоры, и я скажу вам, что мир прекрасен. Мир от Бога, дети мои, так всегда говорила моя мать. А теперь начнем служить мессу...

Кто знает, как справился бы с этим многотрудным делом незадачливый пастор, но тут вдруг послышался странный шум, который становился все громче, все отчетливее.

— Что это? — спросила Инграсия, видя, как с неба спускается — нет, конечно, не птица, а белоснежный, очень красивый летательный аппарат.

— Он приземлился у колдовского камня! — крикнула Тибисай. — Бежим туда!

И все, обгоняя друг друга, кинулись к колдовскому камню.

Теперь жители поселка стояли полукругом около изящного небольшого вертолета, ожидая, кто же из него появится.

— Приехали новые люди, — с надеждой сказал Гаэтано.

Но это не был миг встречи, это настал миг расставания, потому что появившийся летчик, отрекомендовавшись капитаном Энрике Бермудесом, спросил, кто из собравшихся сеньорита Каталина Миранда.

Каталина подошла к нему, и капитан вручил ей письмо.

Лодочник тоже смотрел на вертолет, раздвинув заросли, вернее, смотрел он на Каталину, и она смотрела на него.

— Я прилетел за вами, — сказал капитан. — Сеньор Тони Капелли поручил мне переправить вас в Каракас.

— Благодарю вас, капитан, — ответила Каталина.

— Я хотел бы немного передохнуть и освежиться. А вы, когда будете готовы, предупредите меня.