Поговорив еще немного о том о сем, гости удалились. А Каталина, у которой разболелась голова, пошла прогуляться по поселку.
Дагоберто вернулся домой усталым и, не застав дочери, почувствовал угрызения совести: обидел девочку ни за что, ни про что.
— Сеньор, я хотела вас поблагодарить, но не знаю, как это сделать, — подошла к нему Паучи. — Ни разу в жизни мне никто не дарил подарков.
— Перестань, какая может быть благодарность. Это я у тебя в долгу: ведь ты
спасла мне жизнь. А платье, по-моему, тебе очень идет. Ты в нем выглядишь еще симпатичней.
— Вы считаете меня симпатичной? Правда, сеньор?
— Конечно. Ты — очень красивая девушка.
— Сеньор, вы — самый лучший человек из всех, кого я когда-либо встречала. Но вы думаете обо мне плохо. Думаете, что я... спала с теми мужчинами потому, что сама этого хотела...
— Не надо, Паучи. Я все знаю и о тебе, и о тех подонках. Не будем ворошить прошлое. Иди спать, а я немного почитаю.
Паучи удалилась в свою комнату, однако через некоторое время просунула курчавую головку в приоткрытую дверь и тихо, но решительно позвала к себе Дагоберто.
— В чем дело, Паучи?
— Идите сюда...
Дагоберто, отложив книгу, вошел в ее комнату. Она уже успела лечь в кровать, но была при этом совершенно голой и не прикрытой одеялом.
— Все же я должна отплатить вам за добро и хочу, чтобы вы по-настоящему стали моим господином.
— Оставь эти мысли, девочка! — после некоторой паузы строго сказал Дагоберто.
— Не отвергайте меня, сеньор! Я вам не нравлюсь? Не выгоняйте меня на улицу! — пала перед ним на колени Паучи. — Я хочу принадлежать вам.
— Ты ставишь меня в неловкое положение! Поднимись сейчас же и, пожалуйста, оденься. Никто не выгонит тебя на улицу. Спи!
Он резко повернулся и вышел, пытаясь погасить волнение, возникшее при виде молоденькой обнаженной мулатки.
— Бред какой-то! Наваждение, — произнес он вслух и решил, что прогулка на свежем воздухе поможет ему быстрей восстановить утраченное равновесие.
Глава 11
Вернувшись несолоно хлебавши с праздника, Манинья уселась у своего заветного сундука и приказала всем уйти. Такупай, однако, счел необходимым дать совет госпоже:
— Манинья, не связывайся с призраками. Не открывай того, что потом не сможешь закрыть.
— Ты боишься, Манинья откроет свое сердце? Не бойся. Сердце Маниньи уже открыто для мужчины с огненным взглядом.
— Такупай боится не мужчины, а сундука. Там — воспоминания, много твоих воспоминаний.
— Манинью не страшат призраки. Эта девочка умерла, Гуайко. Или ты уже забыл, что убил мою дочь? У меня есть доказательство, — и она, решительно подняв крышку
сундука, вынула оттуда засушенное сердце ребенка, которое ей когда-то принес
Такупай.
Сейчас, при виде этой чудовищной реликвии, старый индеец болезненно сморщился и направился к выходу.
— Нет, Гуайко, постой, — властно молвила госпожа. — Это сердце — доказательство того, что девочка, рожденная той лунной ночью, умерла. И я всегда буду благодарна тебе за это. Ты исполнил мою волю. Если бы не ты, — Манинья могла бы состариться. А так она всегда будет молодой и красивой. И сумеет получить своего мужчину!
Она еще долго колдовала над сундуком в полном одиночестве, а когда вышла к свите, то была, действительно, молодой, красивой и уверенной в своих силах.
Однако ей несколько подпортил настроение вернувшийся из сельвы Гараньон.
— Пугало сбежала! Мы все обыскали, но она как в воду канула!
— Ты не выполнил моего приказа, поэтому жди расплаты. А сейчас Манинье не до тебя.
Весь следующий день она готовилась к свиданию с Рикардо Леоном: варила колдовские снадобья, омывала ими свое сильное, упругое тело, причудливыми гребнями расчесывала пышные волосы и конечно же предавалась сладостным мечтам о предстоящей встрече.
И вот мужчина с огненным взглядом наконец предстал перед Маниньей.
— Ты заставил себя ждать, Леон, — сказала она недовольно. — Луна уже давно
взошла.
— Но ведь я все-таки пришел.
— Да, это хорошо, — сменила гнев на милость Манинья. — От тебя исходит какой-то особенный запах. Манинье приятно, когда мужчина старается ей понравиться.
— То же самое чувствует и мужчина, когда женщина выглядит так необычно, — ответил ей любезностью Рикардо, жестом указав на праздничный наряд колдуньи.
— Знаешь, чего хочет от тебя Манинья?
— Нетрудно догадаться.
Манинья пропустила его реплику мимо ушей.
— Ты умеешь читать? Манинья не умеет. В этой книге много интересных историй, почитай мне.
Рикардо был обескуражен таким началом, но виду не подал и, взяв со стола увесистую старинную книгу, стал читать ее с той страницы, где была закладка.
— «Изделия из слоновой кости соперничали по красоте с брильянтами. Там были драгоценности из египетских гробниц и корона датского короля. Говорят, это сияние могло ослепить любого, кто осмелился бы открыть ларец...»
Читая это вслух, Рикардо чувствовал себя законченным идиотом. Взглянув на Манинью, он увидел, как в страстном восторге вздымается ее полная, красивая грудь.
— Ты остановился на том, что сокровища могли ослепить любого, — томным голосом напомнила Манинья. — Продолжай.