— Хотите, чтобы я не отстал от Каталины и тоже преобразился в красавца? — пошутил гость.
— Что ты собираешься делать без лодки? — спросил Дагоберто, наполняя ванну водой.
— Сейчас мне хотелось бы помыться, поесть и отдохнуть.
— Я говорю серьезно, Рикардо. Ты бы мог помогать мне. Тут много дел.
— Так уж и много? Отбоя нет от покупателей, не правда ли?
— Ну ладно, если мое предложение насчет работы тебя не устраивает, то кровать, надеюсь, придется по вкусу? Она в полном порядке.
— На кровать я согласен без всяких оговорок.
Такупай никак не мог добиться от Маниньи, зачем она вернулась в Сан-Игнасио, где каждый считал ее виновницей гибели Каталины, лодочника и его юного помощника. А уж намерение поселиться здесь навсегда и вовсе показалось Такупаю безумным. Но Манинья не покинула поселок и после того, как Дагоберто отказал ей в продаже дома, а Тибисай прямо назвала ее убийцей.
— Манинья не уйдет, потому что сюда ее привело золотое сияние, — пояснила она Такупаю. — А ты уже и забыл, что позвало Маниныо в Сан-Игнасио?
— Это хорошо, что ты вспомнила о золоте, — сказал индеец. — Но не стоит жить там, где к тебе относятся враждебно.
— Ты мне надоел, Гуайко. Уйди! Манинья будет слушать сельву.
Несколько часов она провела в уединении, но голос сельвы был слабым, а речь — невнятной. В конце концов Манинью вновь посетило то странное видение, которое доставляло ей немало беспокойства в последнее время: маленькая симпатичная девочка ходила вокруг нее и звала свою маму.
Настроение Маниньи окончательно испортилось, но тут она услышала шум на причале и поспешила туда.
— Мой мужчина жив! — просияла она счастливой улыбкой и в тот же момент поймала на себе ненавидящий взгляд Каталины.
А чуть позже радость Маниньи омрачил и сам Дагоберто Миранда, который пришел к ней с ножом и заявил:
— Я убью тебя, Манинья Еричана!
— Брось нож! — приказала она. — Ты спятил, Миранда. Я всегда считала тебя неглупым человеком. Что с тобой стряслось?
— Ты пыталась убить мою дочь и теперь за это ответишь!
— Но твоя дочь жива.
— Да, жива. Однако я не хочу, чтобы ей угрожала даже малейшая опасность. А ты ненавидишь Каталину.
— Я больше не трону ее. Обещаю. А ты взамен отдашь мне свой старый дом.
— Нет! Я убью тебя!
В этот момент двое телохранителей Маниньи, бесшумно подкравшись к Дагоберто сзади, разоружили его.
— Ну что, теперь ты будешь более покладистым? — рассмеялась Манинья.
— Дагоберто, прошу тебя, — вмешался Такупай. — Не перечь ей. Манинья дала слово, она его сдержит. Побереги дочь!
Многозначительный, умоляющий взгляд Такупая заставил Дагоберто последовать совету старого индейца.
— Что ж, бери дом, — сказал он наконец. — Но если с головы моей дочери упадет хоть один волос, — я убью тебя, Манинья Еричана!
Глава 10
Дагоберто хотелось устроить грандиозный праздник в честь благополучного возвращения Каталины, но какой же праздник без вина?
— Не расстраивайтесь, сеньор Дагоберто, — утешали его сельчане, — вот приедут турки, тогда и отпразднуем.
— А может, нам удастся придумать что-нибудь самим? — сказал Гаэтано. — Я знаю, что в Европе, в монастырях, всегда изготавливали прекрасные ликеры. Например, «Бенедиктин» — в честь святого Бенедиктино. А вам, падре, — обратился он к Гамбоа, — не известны какие-либо рецепты?
— Вообще-то я однажды видел, как китайцы — не церковники — изготавливали нечто подобное, — брякнул тот, сразу же пожалев о сказанном, но отступать уже было поздно. К тому же Гамбоа и самому очень хотелось выпить.
И он, вдохновляемый сельчанами, принялся за сооружение самогонного аппарата. Все ждали от него очередного чуда, и оно не замедлило явиться: вскоре первая капля мутноватой жидкости с шумом упала на дно большой кастрюли. Многочисленные зеваки пришли в восторг. Гамбоа, довольный собой, тоже расслабился и едва не угодил в ловушку, когда Инграсия спросила его:
— А скажите, падре, где же китайцы научили вас этой премудрости?
— В тюрьме, — рассеянно бросил Гамбоа.
— В тюрьме?.. — с ужасом переспросила Инграсия.
— Да... Я некоторое время проходил там практику... Был тюремным священником, — нашелся он.
Присутствовавший здесь же Рикардо с повышенным интересом наблюдал, как падре выпутается из этой ситуации. Когда же тот ввернул насчет тюремного священника, Рикардо восхищенно хмыкнул, что означало: «Ну и послал же нам Господь прохвоста!» Но вслух ничего не сказал.
Сельчане были несколько разочарованы, узнав, что изготовление спиртного — процесс довольно долгий, особенно если накапать должно на целую деревню. Поэтому у аппарата остался только самый заядлый болельщик — Абель Негрон, а остальные разбрелись кто куда по своим делам.
Каталина с самого утра занималась ремонтом рации, принадлежавшей Хустиньяно.
Посильную помощь оказывала ей и Жанет, которой тоже не терпелось уехать из Сан-Игнасио. Хустиньяно втайне опасался, что дамы окончательно доломают его средство связи, но скрепя сердце помалкивал. Заглянувший в участок Рикардо вызвался помочь Каталине, однако получил отказ.
— Не забывай, что я — инженер, — сказала она.
— Ну-ну, — усмехнулся Рикардо. — Желаю вам успеха.